клана Бьюкененов и прижала к груди, касаясь щекой его бархатистой кожи.
Послышалось знакомое шарканье ног, и Ивлин обернулась, увидев Ангуса Бьюкенена, вежливо выглядывающего из-за ширмы.
– Готов ли мальчик к большому путешествию?
– Доброе утро, Ангус. – Ивлин улыбнулась и посмотрела на Грегори. – Думаю, что да. Я знаю, что его мама по крайней мере уже давно готова. – Она опять взглянула на доброго старца. – Вы пришли, чтобы сопроводить нас?
– Да, если ты не против. Но я еще хотел предупредить тебя о том, что Маккерик вернулся. Опять, – подчеркнул он.
Ивлин поджала губы.
– Он где-то рядом? – Она не понимала, почему Бьюкенены позволили Коналлу входить в город. Вот уже шесть недель он каждый день появлялся тут и умолял позволить ему встретиться с ней. Но Ивлин каждый раз отказывала. Она не хотела видеть его. Ее боль пока еще была слишком острой. Она не могла позволить увидеть Грегори, хотя ее совесть и восставала против такого решения.
Ангус покачал головой и со вздохом проговорил:
– Он нам так надоел, что в итоге Эндрю Бьюкенен решил приставить его к делу – к строительству крепости на озере.
– Ангус! – в изумлении воскликнула Ивлин. У нее было такое чувство, будто ее предали. – Вы и так достаточно мучаете меня, позволяя этому человеку свободно приходить и уходить, когда он этого захочет. Так вы еще решили дать ему работу! Теперь он никогда отсюда не уйдет.
Старик ответил, пожимая плечами:
– Зима уже не за горами, Ив. У нас каждая пара рук на счету. – Он подошел к ней и, ласково потянув двумя тонкими пальцами платье Грегори, тихо проворковал ему что-то на ушко. – Я думаю, тебе лучше поговорить с Маккериком, – продолжил Ангус, – сказать ему прямо в лицо, что ты не хочешь с ним жить и что надежды на примирение нет. Тогда он оставит тебя в покое, если ты уверена, что именно это тебе нужно.
Ивлин почувствовала скрытый упрек. Ей стало больно.
– Пусть возвращается в свой клан. Я не хочу слышать его лживый голос. И боюсь давать ему в руки Грегори. Я ему не доверяю.
Ангус удивленно уставился на нее:
– Ты думаешь, что мужчины нашего клана позволят Коналлу Маккерику сбежать с младенцем, носящим фамилию Бьюкенен? Как тебе не стыдно, дитя мое? Да, Маккерик спрашивал о здоровье Грегори, но его просьбы касались только тебя – увидеть, поговорить…
Ивлин пожала плечами, чувствуя, что ведет себя слишком грубо. Но так она хотела скрыть от Ангуса, насколько тяжело ей было слышать его слова. Коналл, видимо, совсем забросил обязанности главы клана, чтобы выслеживать ее тут, в городе Бьюкененов.
– Если он где-то рядом, то мы с Грегори пойдем гулять в другой день, – твердо сказала Ивлин, садясь вместе с ребенком на кровать. Она ужасно злилась на Коналла Маккерика за то, что он до сих пор имел влияние на ее жизнь.
– Я же сказал, что Эндрю забрал его с собой на озеро, – сказал Ангус. – И никуда не отпустит. Прогуляйся, Ив. Подыши свежим воздухом и разберись в себе. Мне кажется, что Коналл Маккерик будет преследовать вас до тех пор, пока ты не поговоришь с ним напрямую. Подумай об этом.
Ивлин нахмурилась. Ей так давно хотелось выйти из темного, пыльного здания!
– Жаль, что Дункан ушел, – наконец заявила она.
– Мне тоже жаль, – вздохнул Ангус. – Но если ты не хочешь гулять одна, я пойду с тобой.
– Не надо, Ангус. Я возьму Бонни. А вы пока отдохните, – сказала Ивлин, глядя на его осунувшееся лицо. – Грегори плакал всю ночь, и вы почти не спали. – Она встала. – Я дойду до ручья и быстро вернусь. – Ивлин поцеловала морщинистую щеку Ангуса и направилась к выходу. – Бонни, ко мне!
Ивлин распахнула дверь, и когда солнечный свет ударил ей в лицо, она глубоко вдохнула свежий воздух. Это было восхитительно. Она пошла в противоположную от озера сторону, решив выкинуть из головы мужчину по имени Коналл Маккерик. Для Ивлин человек с этим именем должен был перестать существовать.
Она прошла по главной улице и уже приближалась к краю города, когда воздух пронзил отчаянный детский вопль. Ребенок кричал по-гэльски, и всего одно слово, но Ивлин сразу поняла его.
Faol, то есть «Волк!».
– Эй, Маккерик! Берегись!
Но было уже поздно. Мокрое, тяжелое подобие кирпича, состоящее из соломы и известкового раствора, ударило Коналла в лоб.
– Лови же, ну!
Коналл пошатнулся, но устоял на ногах. Лежащие на его плечах длинные деревянные доски начали рассыпаться и сползать вниз. Он попытался удержать тяжелый груз, но самая верхняя доска все-таки упала, а следом за ней, под хриплый крик Коналла, на землю с грохотом свалились остальные опоры для строящихся лесов.
Происшествие немало повеселило рабочих. Они принялись дразнить его. Лицо Коналла вспыхнуло. Он жаждал перебить их, всех до единого. Но ему нужно было сдерживаться. Бьюкенены постоянно издевались над ним, будто только и ждали момента, когда он сорвется. Но Коналл не поддавался на провокации. Собрав свою волю в кулак, он терпел их насмешки, подначки, прямые оскорбления. Он практически превратился в раба, но смиренно принимал свое униженное положение.
Ив была так близко, что Коналл буквально чувствовал ее запах, когда просыпался утром под самодельным навесом, который он соорудил на окраине города. Здесь жили его жена и сын Грегори. Так что пока Коналл будет терпеть, даже если это убьет его. Он готов до самой смерти сносить насмешки Бьюкененов, если в его последний день Ив все-таки соизволит прийти к нему. Он будет ждать. И будет рядом с любимой в любой час дня и ночи. Вдруг она все-таки захочет его увидеть?
Коналл стер липкую грязь с лица, а потом нагнулся и стал собирать доски. Но тут перед ним возникли ненавистные сапоги Эндрю Бьюкенена.
– Оставь их, – повелительно сказал шотландец. – Я сам займусь этим. У нас закончился известковый раствор.
Коналл остановился, чтобы перевести дух. Он что, не может просто попросить? Ему отчаянно хотелось дать по физиономии Эндрю Бьюкенену и затолкать его болтливый язык ему в горло.
– Я вернусь на берег и приготовлю еще, – процедил сквозь зубы Коналл и выпрямился.
– Молодец! – пророкотал Эндрю, хлопнув его по плечу, и отвернулся.
Он не сделал никакого усилия, чтобы собрать доски. Коналл понял, что эта куча так и будет лежать до тех пор, пока он не вернется, проделав утомительное путешествие на берег и обратно.
Во всяком случае, к вечеру он устанет как черт. Может быть, тогда ему удастся спокойно уснуть.
Коналл направился к каменистому берегу острова, где лежали плоты. Взяв длинное весло, он столкнул один из них в спокойную воду озера и направил его на глубину.
Прошло почти полчаса, прежде чем Коналл наконец добрался до противоположного берега. Уже на середине пути он услышал тревожные крики и увидел толпу людей на берегу города. Плот уткнулся в берег, и Коналл ринулся вверх, туда, где стояли женщины и дети.
– Что случилось? – спросил он у первой попавшейся женщины. Она прижимала к себе свою дочь.
– Госпожа… сошла с ума, – неохотно заговорила та, стараясь не смотреть на Коналла.
Его сердце бешено забилось. «Госпожой» тут называли только Ив.
– Что это значит? – рявкнул он.
Женщина поджала губы, будто поняла, что и так сказала слишком много. Но ее дочь охотно все объяснила Коналлу:
– Малышка Барни нашла волчонка в траве и принялась играть с ним. Как вдруг из лесу вышла его мама, волчица, – торопливо говорила она. – Госпожа гуляла с ребенком и бросилась спасать Барни, но вдруг побежала в лес, за волчицей. В лес! Кинулась за ней, крича и плача, с ребенком на руках, – закончила она, смотря на него круглыми глазами.
Коналл сглотнул.
– Госпожа побежала в лес за волчицей?
– Да, – кивнула маленькая девочка. – Я еще никогда не видела такого большого черного волка! Боюсь, что нашу госпожу съедят!
Коналл со всех ног бросился в лес.
Ивлин больше не могла бежать. Она уже чувствовала, как кровь опять начала капать между ногами, как низ живота охватила тянущая боль. Ее мышцы дрожали от напряжения, Грегори плакал, протестуя против немилосердной тряски. Ивлин остановилась. Она едва дышала, слезы катились по ее лицу. Она, наверное, уже потерялась, но сейчас ей было все равно.
– Элинор! – крикнула Ивлин в густые, темные тени деревьев. – Элинор!
Это была она, иначе и быть не могло. Ивлин узнала бы это ширококостное тело среди тысячи других, и теперь ее сердце замирало и пело от радости.
Но почему она убежала?
– Элинор, где ты? – крикнула Ивлин, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. – Ко мне, Элинор!
Ивлин услышала взволнованное блеяние и только сейчас поняла, что Бонни побежала в лес следом за ней.
Она увидела, что овечка бешено носится вокруг двух больших камней на склоне холма, прильнувших друг к другу как нежные любовники. На этих камнях сидела Элинор и с интересом смотрела на обезумевшую Бонни.
– Элинор, – всхлипывая, шепнула Ивлин. Грегори замолчал. Она шагнула вперед. – Ко мне, моя милая девочка! Ко мне!
Черная волчица встала, лениво и осторожно спустилась вниз и, обойдя прыгающую от радости Бонни, направилась к ней. Ивлин упала на колени и протянула вперед руку, готовясь обнять Элинор.
Но волчица вела себя крайне сдержанно. Она остановилась в двух шагах от нее и уселась на землю. Бонни счастливо упала ей на спину, махая своим коротким обрубленным хвостом. Элинор вытянула вперед длинную морду и с любопытством понюхала завернутого в плед ребенка Ивлин.
Она едва могла говорить. Боль, счастье и смятение душили ее.
– Все хорошо, милая. Это только я и Грегори. – Она слегка приподняла ребенка. – Разве ты не
