своего чертога, так и
В следующую минуту за порогом оказался сам молец.
— Простите, господин, — криво ухмыльнулся голова, на всякий случай подпирая запертую дверь спиной. — Он того, блаженный чуток… из жалости держим…
Гость снисходительно кивнул. Чего там извиняться, и так все ясно: покуда не припечет по- настоящему, и молец хорош.
— Ну что, поворачиваем?
— Да-да, вот только денежку соберу! Ирона, кликни-ка Сурка к окошку!
«Блаженный» меж тем отступаться не желал.
— Люди, не поддавайтесь искусу разовой выгоды! — голосил он, барабаня по двери ладонями. — Видун вытащит алмаз из подножия горы, но вслед за ним на наши головы сойдет лавина! Откуда мы знаем, куда приведет новая тропа? Вдруг на ней нас ждет уже не засуха, а наводнение, мор, пожар, саврянская тля?
— Хоть бы он мне крысу не попортил, — вслух подумал путник и так недобро глянул на дверь, что двое дюжих парней скорей кинулись во двор зажимать крикуну рот и оттаскивать подальше. Вежливенько, конечно, без вредительства. Путник, он уедет. А с мольцом в мире жить надобно. И самому мольцу, думается, в гробовую клеть еще не хочется — Богиня-то только души защищать горазда, с телами у нее хуже выходит.
Вопли мольца затихли. Путник встал, сладко потянулся, подвигал плечами.
— Спасибо за хлеб-соль, хозяева. Да и котлетки хороши были. Я тоже, пожалуй, выйду, подожду вас у плетня.
Без гостя дело пошло живее. Теперь уже и вслух поспорить можно, и скопом жадину — застыдить. Некоторые побежали за деньгами, другие принялись клянчить в долг у того же лавочника или головы. Блестящая кучка на столе быстро росла.
Нетопырь развернул уши и плавно перетек из лежачего положения в сидячее. Протянул к хозяину короткую умную морду, беззвучно вякнул.
— Соскучилась, моя хорошая?
Путник начал крупно ломать и скармливать зверюге беззастенчиво прихваченные со стола полковриги. Нетопыриха ела с удовольствием, хоть и без жадности: весчане расстарались, насыпали яблочек вперемешку со свеклой, даже молока в ушат налили.
Путник отряхнул ладони и наконец обратил внимание на второго «помощника»:
— Ты как? Готов?
Крыса задрала морду, ощерилась. Путник ухмыльнулся в ответ:
— Ну и ладно. Кто тебя спрашивает-то.
Тварь попыталась укусить протянутую руку, но получила такой щелбан, что закатила глаза, позволив хозяину беспрепятственно отцепить чулок от седла.
Небрежно помахивая крысой, путник подошел к благоговейно ожидающей его у крыльца толпе. Подбросил на ладони врученный мешочек, заключил, что если и недоложили, то пару монет, но пересчитывать ради них лень. Потом проверит и, если что, в следующий раз напомнит.
Кивнув и спрятав плату, путник резко посерьезнел. Вышел в центр двора, распростер руки и начал медленно поворачиваться на месте, будто флюгер, ищущий ветер. Полуприкрытые глаза быстро-быстро двигались под веками, в щелках были видны только белки.
В одну сторону, потом в другую. Снова по солнцу, но на сей раз хватило полуоборота.
— Туда.
Путник открыл глаза и уверенно двинулся к хлевам и дальше, по уходящей в поля дороге. Весчане овечьим стадом семенили следом, со страхом и надеждой таращась на «вожака».
— Вот отсюда и повернем, — наконец заключил тот, остановившись в ромашковом озерце у обочины. — Э-э-э нет, так не пойдет! Ну-ка разойдитесь! Чтобы ближе ста шагов ни одного человека не было.
Толпа поспешно втянулась обратно в веску, как червяк в нору. Путник наклонился, сорвал травинку. Пожевал сочный белый кончик, сплюнул. Взял крысу обеими руками посредине туловища, поднес к лицу. Жесткая кожа оплетки не давала твари изогнуться и цапнуть мучителя, а то, что с ней собирались сделать, крысе явно было не по нутру — хвост бешено крутился, зубы щелкали.
— Не сопротивляйся, — дружески посоветовал путник. — И мне труднее, и тебе больнее.
Внешне ничего не изменилось. Не было ни громов, ни молний, да и вообще белые облачка как плыли реденько по небу, так ходу и не прибавили. По-прежнему колыхался над землей раскаленный воздух, трещали кузнечики да сватался к солнцу жаворонок. Только пронзительно запищала крыса, и словно рябь по траве пробежала, на миг позолотив колоски.
Но путник опустил руки и довольно улыбнулся.
* * *
В лесу было еще жарче, чем на опушке — там хоть ветер по полю гуляет, а тут как в закрытой печке. Рубашка на Рыске мигом взмокла, девочка жадно хватала ртом горячий, с привкусом прели, воздух.
Топот и крики приближались. Для мальчишек это была всего лишь забава, они не шибко рвали жилы, успевая и постучать палками по стволам, и поорать дразнилки. Рыска же мчалась как одуревший от страха зайчонок, не замечая ничего вокруг и держа в голове только цель: дом.
Сияние облитых солнцем крон померкло. Тень от облака, обведенная тонким золотым контуром, с легкостью обогнала девочку и заскользила дальше — по сухой иглице, цветущему черничнику, кустам, стволам…
Придорожный дуб вздрогнул. Из дупла, прошивавшего его от корней до макушки, с испуганным цоканьем высыпала стайка белок, заметалась по веткам, торопливо перескакивая на соседние деревья. Старый трухлявый великан сумел пережить и зимние снегопады, и весенний ураган, широкой полосой положивший лес вешкой[3] левее. Но сегодня его везение кончилось.
Когда Рыска поравнялась с дубом, тот как раз начал обманчиво медленно валиться поперек тропы. Девочка, скорее почуяв, чем заметив угрозу, взвизгнула и, выставив руки, отшатнулась. Пятки вспахали пыль, Рыска больно шлепнулась на ягодицы.
Ствол ахнул о землю, брызнул корой и обломками веток. Лысый клык-сук мелькнул перед самыми глазами оцепеневшей девочки, ветер взлохматил волосы, начинил их щепками.
Но осознать, мимо какой беды пронесла ее Богиня, Рыска не успела.
— Ага, вон она!
Мальчишки гончими псами вылетели из-за поворота.
Девочка вскочила и с ужасом поняла, что до вески добежать уже не успеет. Обегать дерево некогда, перелезать долго, а в чаще, на мшистой болотине, ее догонят в два счета. Оставалось только вниз, по отвилку тропки, мимо выворотня с медвежьей берлогой и дальше, к дому Бывшего. Там мальчишки от нее отвяжутся, они полоумного старика до смерти боятся.
О том, боится ли его сама Рыска, девочка в тот момент не задумывалась.
— Эй, ты куда? — В голосе Кузнецова сына послышался испуг.
Дорога к Старому Дому пользовалась еще худшей славой, чем кладбищенская. Обычно ребятня старалась поскорее проскочить сам поворот, хотя, конечно, каждый по разику да глянул, что ж это за дом такой. Когда-то в нем жила семья из семи человек, да в холерный год вся перемерла. По уму следовало бы сжечь избу, но сначала из-за заразы подходить боялись, а потом кто-то дух покойного хозяина увидеть сподобился: дескать, бродит по двору, глядит за забор и вздыхает. Не хватало еще, чтоб, дома лишившись, по всей веске бродить начал!
А потом пришел новый жилец. Ничьего разрешения спрашивать не стал, заселился, и все. Ни духи, ни зараза его не взяли, голова же у него сразу больная была: говорили, будто он прежде в путниках ходил, а потом утратил дар и свихнулся. Так весчане его Бывшим и прозвали.
Тропа почти заросла крапивой и малинником, Рыска здорово обстрекала и исцарапала ноги, пока
