– Не беспокойтесь, не навек. Притом только для того, чтобы не мешать друг другу.

– Так-так. Надо полагать, моего подопечного пасут и ваши люди, Николай Николаевич?

– Странно, что вы этого еще не заметили, Акакий Фразибулович… А наш подопечный неплохо устроился! Мот, кутила, игрок. По вечерам банчишко, шампанское, дамочки, веселье до утра… Нет, мраксисты не разлагаются – они взрослеют. Совсем новая маска. И место хорошее – почти под боком Жандармского управления. Люблю таких наглецов. Притом до Пресни рукой подать, и нумера как раз для такого вот Ноздрева…

– Эк вы его приложили, – усмехнулся Царапко. – А ведь в точку. Прелюбопытнейший фрукт, доложу я вам. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту…

– Ну, в данную-то минуту он выкидывает из окна какого-то безмозглого типа, – сказал Лопухин, даже не обернувшись на звон стекла, короткий вопль и удар тела о мостовую. – Не ваш ли это агент?

Позади него испуганные восклицания прохожих перекрыл пронзительный свисток городового, поспешавшего к месту происшествия. Туда же устремился репортер Легировский, чуя поживу десятка на два строк.

– Мой агент, – не стал отпираться Царапко. – Но почему вы решили, что он безмозглый?

– Головастых не выкидывают в окна, Акакий Фразибулович. В худшем случае их спускают с лестницы. И без особого шума. К чему весь этот гвалт? Теперь извольте любоваться: участок, протокол, разбирательство… А если ваш дурень убился или покалечился, то и уголовщина.

– Мои люди так просто не калечатся, Николай Николаевич. Глядите, встает!

– Вижу. И все равно нам это совершенно не в масть. Скажите, квартальный надзиратель берет взятки?

– Несомненно.

– Я так и думал. Не торопитесь с ним, хорошо? Пусть за мзду спустит дело на тормозах.

– А вы не учите ученого. Закажите-ка лучше нам еще по чашечке кофею, ваша светлость. А я покамест обдумаю ваше предложение.

– Кофей с ликером или с коньячком?

– Со сливками и сахаром. Что за попытки споить культурного рабочего, Николай Николаевич? Не ожидал от вас, честное слово.

Подозвав щелчком пальцев официанта, Лопухин сделал заказ. Официант кивнул кисточкой на феске и унесся. Очень скоро на столике появились две новые чашечки кофею, миниатюрный кувшинчик со сливками для гения сыска и рюмка шартреза для графа. Тем временем из нумеров Сичкина трое дюжих полицейских не без труда вывели барона Герца. Барон был дезабилье, вырывался и кричал: «Хамы!» Один из полицейских, воровато оглянувшись, приложил барону кулаком по шее.

Растрепанного задержанного впихнули в извозчичью пролетку и увезли в участок. Незадачливый агент давно уже улетучился неизвестно куда. Разошлись, судача о происшествии, немногочисленные зеваки, захлопнулись окна чутких на скандалы обывателей. И вновь над Спиридоновкой повисло вялое спокойствие. Из арки напротив нумеров Сичкина выбрел сонный дворник с метлой, широко зевнул, показав всей улице щербатую пасть громадных размеров, и надолго задумался, с чего начать: с рассыпанных по брусчатке осколков стекла или же с лошадиного навоза?

Граф раскурил новую папиросу.

– Кстати, Акакий Фразибулович, сделайте мне одно одолжение… Не в службу, а в дружбу. Есть у меня на примете один мальчонка… Пока еще ничего собой не представляет, и я хочу это исправить. Для начала определю его в ремесленное училище. А вы, со своей стороны, возьмите его в обучение. Парнишка, кажется, толковый, жизнь знает. Вдруг новый Бертильон во благовремение вылупится?

– Скорее уж Ванька Каин, – хмыкнул Царапко. – Знаем мы таких. Обычное дело. Круглый сирота, конечно?

– Вот именно.

– Желаете вырастить из него идеального агента для рабочей среды? И не жалко вам мальца, Николай Николаевич?

– Жалко, потому и прошу вас. Кем он станет без дома, семьи и дела? Вором с Хитровки? Пьяницей? Тем и другим вместе?

– Уговорили. – Начальник московской сыскной полиции шумно допил остатки кофея из блюдечка. – Приводите завтра своего Бертильона, посмотрим. Но только, чур! Я ничего не обещаю.

– Спасибо и на том, Акакий Фразибулович. Теперь касательно моего предложения о координации наших действий…

Давно уже ушел репортер Легировский – понес, должно быть, материал в редакцию, – а странная пара все еще сидела у Поплохиди. Наконец денди поднялся и, оставив на столике два серебряных рубля, неспешным шагом двинулся по Спиридоновке. Возле поворота на Большую Бронную он подозвал лихача на дутых шинах и укатил куда-то не торгуясь.

Что до «мастерового», то Акакий Фразибулович Царапко исчез во внутреннем дворе дома напротив нумеров Сичкина. Через минуту он уже находился в одной из наемных квартир на втором этаже. Здесь король сыска задал только один вопрос:

– Записывали?

Отрицательный ответ удивил бы его крайне. Но удивляться не пришлось. Более того, снятые с фонографа восковые цилиндры уже были аккуратнейшим образом помещены в жестяные футляры и пронумерованы. Порядок в ведомстве Акакия Фразибуловича справедливо считался образцовым.

А техническое оснащение сыскной полиции временами поражало его самого. Вот и сейчас Царапко невольно развел руками при виде приделанной к фонографу двухсаженной фибровой трубы, расширяющейся на конус. Направленное прослушивание и запись разговора – это надо же, до чего техника дошла! Через улицу! Через оконное стекло в нумерах Сичкина! И весь посторонний уличный шум рупорному приемнику звука решительно неинтересен. Просто невероятно. Небось у Третьего отделения такого прибора еще нет, хотя они и переманили к себе способнейшего Лемендеева. Но он химик…

– Сейчас изволите прослушать запись? – почтительно осведомился румянощекий губернский секретарь, технический гений местного масштаба. Царапко мгновенно уловил всю гамму его чувств: от с трудом скрываемого желания похвастаться до боязни за качество записи. И то сказать: качество обычно бывает такое, что лишь очень опытное ухо в состоянии разобрать, кто что сказал, да и то не всегда. Недаром звукозапись до сих пор не может являться доказательством в суде присяжных… Пока не может.

– После, – отрезал Акакий Фразибулович, грешным делом подумавши: «Не то записывали. Надо было писать наш с Лопухиным разговор. Словцо там, словцо тут, глядишь – набрался бы интересный матерьяльчик… Да, за техникой – будущее…»

Но мысль о чудесах прогресса, едва мелькнув, сразу покинула Акакия Фразибуловича. Сейчас его занимало совсем другое. Во благо или во вред пойдет совместная работа с Третьим отделением? И как сделать, чтобы во благо. И какие ключики подобрать к небезызвестному в узких кругах Николаю Лопухину…

Он не мог еще знать, что ему не придется сотрудничать с Лопухиным. И самому Лопухину предстояло узнать об этом лишь через полчаса. Зато оба знали очень хорошо: человек лишь предполагает; располагает же им кто-то совсем другой.