Глава 4
ПМП – передвижной мобилизационный пункт, остановившийся на обочине шоссе у дома, – состоит из двух серых от пыли джипов, одного огромного крытого грузовика и полевой кухни на прицепе. В первом из джипов, помимо шофера, помещаются немолодой сержант, обрюзгший фельдшер с похмельным лицом и несгораемый ящик с документами; во втором джипе позевывают автоматчики охраны. Сержант, фельдшер и один из автоматчиков идут в дом; остальные остаются на солнцепеке и лениво обмахиваются серыми кепи. Из-под тента грузовика выглядывает мальчишеское лицо с залитыми потом веснушками и не очень уверенно справляется, нельзя ли выйти на пять минут размять ноги. Получив отказ, разочарованно скрывается. Под тентом – пекло. Новобранцы в кузове с отвращением смотрят на полевую кухню.
Сержант досадует на потерю времени: ясно, что в этом доме, одиноко стоящем посреди долины, улов будет невелик. Но служба есть служба.
– …призыву на действительную военную службу подлежат мужчины в возрасте от семнадцати до сорока лет, – наконец заканчивает он читать давно вызубренную наизусть выдержку из приказа Ставки. – Уклонившиеся будут наказаны по законам военного времени, – добавляет, он уже своими словами и обращается к хозяину дома: – Ваш возраст ?
– Э…
– Ваш возраст ?!
– Сорок один.
– Документы.
После встречи с дезертирами с хозяином произошла метаморфоза: он горбится, шаркает ногами, не смотрит в глаза, и в черных когда-то волосах во множестве завелись белые нити. Сейчас ему можно дать и пятьдесят. Сержант понимает, что старается зря. Сержант просто выполняет свой долг.
– Что ж, – говорит он, возвращая бегло просмотренный документ, – вы пока остаетесь штатским лицом. А ваш сын…
– Но ему исполнилось семнадцать всего три недели назад! – с жаром спорит женщина, не понимая, насколько нелепы ее попытки спрятать сына под крыло. Она думает, что спор, крик и, может быть, слезы помогут делу.
Сержант морщится. Он давно и искренне ненавидит бабьи , причитания, но научился их терпеть. Служба.
Ничего не поделаешь.
–Да ладно, ма, – говорит сын, снимая рубашку для осмотра. – Что я, маленький? Что я, хуже всех, что ли?
– Здоров, – хрипло объявляет фельдшер, ощупав призываемого, и внезапно производит горлом короткий булькающий звук. Его мутит. Он ставит закорючку в бумаге и поспешно выходит на воздух. Сержант двигает желваками и не глядит ему вслед.
– Пять минут на сборы. С собой брать только самое необходимое.
В глазах матери нет слез – они придут потом, как и седина в волосах. Сейчас она просто окаменела.
А девочка с визгом гоняется по дому за котенком.
Короткое прощание. С крыльца родители смотрят, как их сын, напоследок махнув им рукой, исчезает под пыльным тентом грузовика. И ПМП трогается дальше, обдав дом пылью и горячим выхлопом.
Женщина, наконец, плачет.
В эту ночь зарево над Дурными землями кажется особенно грозным. И в следующие ночи тоже.
– Все будет хорошо, – неуклюже утешает муж.
Но тоже боится заглядывать по утрам в почтовый ящик.
Я не спал и часа – меня грубо растолкали. Под нос мне ткнулся край кружки, и я уловил знакомый резкий запах.
– Пей и вставай, – сипло произнес Феликс. – Пора работать.
– Отвали, – пробормотал я, натягивая одеяло на голову. – Я спать хочу.
– Вода пошла на второй этаж…
Секунду я осмысливал информацию. Затем с криком «что-о?!» вскочил, забыв о ноющих мышцах.
Было темно. Мутно светила луна, окруженная бледным сиянием в виде нимба. Я различал только силуэты Феликса, Лени и, кажется, Коли. Женщины спали. Где-то журчала вода, но явно не очень близко.
– Наврал? – грозно спросил я Феликса и не увидел – почувствовал его ухмылку.
– А как тебя иначе поднять? На, выпей для бодрости. Работать надо.
Я со всхлюпом высосал водку. Жмот Феликс налил мне всего на один глоток.
– А завтра днем не успеем? – пробурчал я, понюхав палец. – Да и темно сейчас, ничего не видать…
– Завтра днем можем и не успеть, – терпеливо объяснил Феликс. – Хочешь рискнуть? Я – нет. А свет – будет.
– Да будет свет! – мелким чертиком возник из темноты Викентий. – Можно я подожгу?
– Можно.
На листе оцинковки запылал костерок. Второй лист Феликс укрепил за огнем на манер отражателя. Запрыгали, заплясали рыжие отблески.
– Так и поддерживай. Топливо сам найдешь, нас не отвлекай. Да пожара смотри не устрой!
Викентий только хмыкнул пренебрежительно: его еще учить будут костры жечь!
Матвеича, снизойдя к возрасту, будить не стали, он проснулся сам, когда на него случайно положили сосновый брус, и изругал всех за то, что не разбудили, едреныть, раньше. Уже ближе к рассвету разомкнула сонные вежды Инночка, сменив у костра клюющего носом Викентия. К восходу дневного светила мы закончили разборку стены. Теперь плот мог соскользнуть со стапеля прямо в воду, оставалось лишь дождаться, когда она достаточно поднимется.
Вот только плота у нас еще не было.
– Ой, смотрите! – закричала Инночка. От ее крика проснулись все.
Правый берег исчез. Там, где еще вчера бурлили потоки, смывая в реку почву, остались лишь торчащие из воды деревья, цепляющиеся за небо, как руки утопающего. Затонувший берег был тих. Где-то там, конечно, спасались на крышах корпусов люди, но их не было ни видно, ни слышно. Радожка стала озером, но от мокрых стволов по поверхности воды расходились заметные «усы» – течение еще не остановилось.
– Надо скорее строить плот! – воскликнули Надежда Николаевна, трагически заламывая руки. – А то и нас…
– У них корпуса каменные, – заволновалась Мария Ивановна. – Они не смогут построить плоты, как мы. Как построим, надо первым делом плыть туда – возьмем на борт хотя бы самых слабых…
Надежда Николаевна, Милена Федуловна и Инночка дружно посмотрели на блаженную, покачали головами и решили не ввязываться в диспут.
Скажу честно, вопрос о соотношении гуманизма и прагматизма был в тот момент от меня столь же далек, как далек от Земли астероид Веста, который мой Гордей Михеев однажды пытался погасить взглядом и не преуспел. Если вы думаете, что орудовать тяжеленным колуном, распрямляя обухом гнутые скобы и гвозди, легко, попробуйте сами. И если вы привыкли работать головой, а не мускулами, я вам не завидую. Какое вкусное занятие – уютно устроившись в мягком кресле под торшером, читать о муках строителей
