шлихи, хоть в суповой Тарелке, жди и надейся, что когда-нибудь на дне блеснет искорка. А уж блеску нее…

Почему-то я совершенно равнодушен к опалам и бирюзе. Может, потому что они аморфные? Они есть в моей коллекции, но больше для порядка, и рассматривать их подолгу, любоваться ими мне не хочется. Психоаналитик-душещуп сказал бы, наверное, что меня тянет к кристаллам как к противоположности самому себе. Ну да, я с младенчества аморфен, рыхл, и все такое. Пельмень. Галушка.

И уже давно не комплексую по этому поводу.

Опять они суют нос в тетрадку! Хотел было разозлиться и заявить им, что больше ни слова не напишу, но остыл. Нет, я уж накорябаю им, что они хотели, только пусть не торопят. Им завидно, потому что они скучают, а я при деле.

Между прочим, Виталий прав: у Феликса лицо действительно как у каменного болвана с острова Пасхи. Особенно в профиль. Нет, он хороший дядька, и все такое, но его понукания меня достали. Как умею, так и пишу. Если ему хочется быстрее, пусть снова обратится к Мухину-Колорадскому, тот профи. Как пойдет строчить, так и не остановишь, а я, кроме сочинений по литературе, ничего не писал, и те обычно на двойку с плюсом.

Только что наш беллетрист завел с Миленой Федуловной пустопорожний спор о Твардовском, и все такое. Ругал «За далью даль» – баналыцина, мол, и все такое, из всей поэмы только четыре строчки хороши, а какие – я так и не узнал, потому что у литераторши ответный фонтан прорезался. Послушал – уши завяли, и все такое.

Ну ладно.

Наш писатель уже написал своим кошмарным почерком о том, как они с Феликсом ворвались ко мне и ужасно надоели своими дешевыми подковырками, всеми этими методами неожиданного вопроса и прочей детективной ерундой, вычитанной в книжках о сыщиках. Правда, старался в основном Феликс, а писатель больше молчал, но лучше бы он не врал насчет моего испуга, и все такое. Писатели – все вруны.

Я им честно рассказал, как и когда увидел у Бориса Семеновича изумруд. Оказывается, и они его видели, только позже. Я так и знал, что этот сумасшедший покойник будет приставать ко всем и всем показывать.

Еще бы мне не хотелось иметь такой камешек! Чистый как слеза, прозрачный кристалл нежно- травяного цвета. Окрашен окислами хрома, а не ванадия, как менее ценимые колумбийские экземпляры с оттенком нечищеного аквариумного стекла. Этот наверняка с Урала. Изумительно. Не оторвать глаз, и все такое.

Мечтать о нем? Конечно. Кто бы не мечтал на моем месте. Но убить ради него? Или ограбить убитого? Извините.

К тому же этот камень смотрелся бы в моей коллекции, как принцесса в Гарлеме. Его пришлось бы поместить не в ящик с табличкой «Островные силикаты», а в отдельный какой-нибудь ларец.

И таиться всю жизнь. Очень мне надо!

Сейчас подумал о том, что название «островной силикат» вдвойне подходит к тому изумруду. Химсостав и тип кристаллической решетки – это само собой, но, кроме того, я увидел его в «Островке», стоящем на островке. Забавно.

Забавно, если не считать смерти Бориса Семеновича. В смертях и покойниках нет ничего забавного, это я теперь точно знаю, и все такое. Но когда-то думал иначе…

Блин! Наша русичка-литераторша углядела ястребиным оком мою последнюю строчку и завела нудно: мол, правильная фраза не должна начинаться с предлога «но». Ага, ты мне еще двойку поставь! И почему это не должна, интересно? Наверное, справедливо не только утверждение «умный любит учиться, а дурак учить», но и обратное следствие: тот, кто чересчур любит учить, со временем тупеет катастрофически. Виталий вступился за меня и родной язык, только никаких аргументов не выдумал, сколько ни морщил лоб, а Милена знай долбит свое: нельзя, и все такое прочее. Тут я поднапрягся и выдал из «Мцыри»: «…и опрокинулся. Но вновь…» Завяла Милена, забормотала что-то про исключения, поэтический гений, и все такое. Лучше бы уж сразу про Юпитера и быка.

Сбили меня совсем. Ну ладно. Начну сначала, а если кто опять станет мешать – отдам тетрадку ему. Силой отдам. Пусть сам пишет, а я у него над душой стоять буду.

В общем, помотали они мне нервы – я имею в виду Виталия и Феликса. Здорово помотали, хотя, понятно, без всякого толку. Я, наверно, час в себя приходил. А потом – трамтарарам! – и лопнула вся их детективная версия, одни клочья остались. Не убивал никто Бориса Семеновича. Типичный несчастный случай. Напал на пожилого шизика очередной приступ боязни всего и вся, так он на этот раз не под кровать полез, как обычно, а в подвал, благо малец Кеша ему как раз день открытых дверей устроил. Прятаться в подвале – милое дело. Но тут, видно, что-то его напугало, да так, что бедняга кричать от страха и то забыл. Ломанулся он наверх, распахнул дверь жестяную уж не знаю чем, может, и головой, да не заметил отогнутой жести. Острый такой жестяной треугольничек, очень на лезвие смахивает. Порезаться им плевое дело. Вот Борис Семенович и порезался…

Да не тем местом, каким следовало.

Хорошо, что я не видел, что дальше было – как бегал несчастный по всему первому этажу и пытался остановить кровь. Там фонтаном хлестало! А потом обессилел и упал в кресло. Бр-р. Мне, конечно, было интересно, и интересно до сих пор, в какой момент горилла Рустам завладел изумрудом – отнял у еще жи– вого? ограбил мертвого? – но без ответа на этот вопрос я у как-нибудь проживу. И без того мафиози кровавые в глазах.

Ну вот. Разобрались мы с «убийством». В подвале темпе тень, света нет, только пар оттуда валит. И вроде как что-то там негромко плещется. Ну точно – вода!..

Феликс пролез вниз, сунул в воду руку и говорит с удивлением:

– Не холодная, теплая даже…

Мог бы и сразу догадаться. По пару.

– И чего он наверх побежал? Крыса, что ли, шмыгнула, его напугала…

Гляжу – Виталий уже ведет Викентия и успокаивает Марию Ивановну: не беспокойтесь, мол, сейчас вернем вам внука, не на расстрел повели. Приводит, и оба они ныряют в подвал. Я бы и сам полез, да двери узкие. Слышу:

– Тут всегда столько воды было?

– Не-а, – отвечает Викентий. – Тут ее вообще не было.

– Понятно, – басит из подвала Феликс. – Трубы ледоходом порвало…

Тут я злиться на них начал. Взрослые люди, а до простых вещей додуматься не могут, и все такое. Кричу им:

– Какие, блин, трубы? Их где порвало? Над протокой? А при чем тут подвал?

Притихли они на время. Соображают: раз подводящая труба разорвана вне подвала, то никакой воды в подвал из нее поступать не может. Через пару секунд подает голос Виталий:

– То отопление. А водопровод?

– Так вон же трубы, под потолком! – вопит умница Викентий. – Целехонькие! Вы зажигалку не выключайте!.. А внизу тут труб никаких нет! Я видел!

Заспорили они внизу, заругались. Вода плеснула. Слышу, писатель наш язвит: «Налима, что ли, ловишь?» Потом выбираться стали по одному. Все перемазанные, а у Феликса одна нога по колено мокрая и в ботинке хлюпает. Не то пытался глубину померить, не то просто оступился. Злой.

Сорвалась его версия.

– А на вкус эту воду никто не пробовал? – интересуюсь я. Посмотрели они на меня, как на полного идиота, и все такое, но ответили. Нет, мол, конечно, не пробовали, сам иди пробуй, а зачем, кстати?

– А затем, – говорю, – что я не удивлюсь, если она не только теплая, но и минеральная.

Мне-то давно все стало понятно, а они рты разинули. Вдруг Мухин-Колорадский как хлопнет себя по лбу! Дошло до жирафа. И давай излагать: напал, значит, на Бориса Семеновича очередной приступ боязни, и все такое, пережидал он его в подвале, а тут случился прорыв подземных вод. Прямо в подвал. При известном бзике нашего шизофреника насчет истинных хозяев Земли вообразить, что хозяева решили