– Встать. Кругом. Шагом – арш! Стоп. Сесть.

Он выполнил требуемое. Я выждал секунд двадцать и вновь перевел прибор на минимум. Второй попытки неповиновения можно было не опасаться, ни у какого супермена на такое пороху не хватит.

И в этот момент на меня нашло затмение: я решил не умыкать дискетку у Кручковича, а переписать ее содержимое, осознав свою ошибку мгновением после того, как, дрожа от понятного возбуждения, выбрал соответствующую команду…

Вот примерно так и случаются мировые катастрофы – иногда оттого только, что какому-то идиоту взбрело на ум шевельнуть не вовремя пальцем.

Самым удивительным было то, что, услышав шипение потревоженной гадюки, я не кинулся ничком на пол, как подсказывали мне здоровые инстинкты. Я ударил по кнопке, вышвырнув дискетку из дисковода, и лишь тогда упал, группируясь в прыжке, когда в этом уже не было никакой необходимости. Подлый «демоний» не подсказал вообще ничего. Подобрав дискетку, я понял причину и перевел дух. Верил бы в чудеса – дал бы себе зарок поставить свечку. Дискетка была горячей на ощупь – я заплясал, дуя на пальцы, – но быстро остывала, меняя цвет; можно было только поражаться тому, как мне повезло. Дискеточке этой было сто лет в обед, явно изделие первых выпусков, иначе не скисла бы от времени. Тесно и шумно стало бы в комнате. Визжали бы рикошетирующие осколки, меняя тональность визга по мере превращения их в облачка пыли…

Кручкович сидел смирно, хотя мне показалось, что на его лице мелькнуло сначала злорадство, а затем горькое разочарование. Но мало ли что может показаться в такую минуту!

Того, чего я опасался, не произошло – остывшая дискетка оказалась работоспособной. Экран высветил куцый список файлов, явно взаимозавязанных. Запустить?.. Нет, после.

– Как этим пользоваться? – спросил я.

– Смотреть. Играть. Вот как. Игрушка.

– Как часто?

– Один раз в месяц по пять-семь минут.

– Это и есть лекарство? – решил я уточнить на всякий случай.

– Лекарство. Да.

– Принцип действия?

– Мерцание. Резонансная последовательность на основе тэта-ритма. Ноу-хау.

– Ловушки для чрезмерно любопытных есть?

– Нет.

– Это ваше средство в самом деле дает какой-то полезный эффект?

– Да.

Я прошелся по комнате, обдумывая.

– Почему вы скрывали это?

Он молчал. Я повторил вопрос, но и тогда не услышал ответа. Кручкович страшно мучился, лицо его дергалось гримасами, струйка слюны стекала из угла рта – он пытался сказать мне что-то и не мог, Я и забыл, что человек, находящийся под подавлением, способен только на самые простые ответы.

– Филин участвовал в вашем заговоре молчания?

– Да.

– Почему он покончил с собой?

Молчание. Новая серия гримас. Черт с ним, с Филиным. Покончил с собой – и покончил. В сущности, сапожник всегда без сапог. Вот и Кручкович тоже – отмеченный. Поделом.

– Счастливо оставаться, – пожелал ему я. – К сожалению, я обещал вам помочь, и мне придется сдержать слово. Своим бездействием вы совершили преступление против человечества и, следовательно, попадаете под статью Уголовного уложения. Но я избавлю вас от знакомства с Трибуналом по делам государственной важности. Вы умрете сами. Тихо.

Он казался маленьким и жалким, как перебитая мышеловкой мышь.

Я положил дискетку в карман.

– Копию я вам не оставлю, уж не взыщите. Да вам она и не нужна, коли вы решились. Пистолет, простите, тоже не отдам – я не уверен, что вы не выстрелите мне в спину. Лечить вас принудительно мы не имеем права. Сказать по правде, у меня нет никакого желания спасать такого подлеца, как вы. Как врач врачу дам совет: когда приспичит, лучше всего используйте веревку, узел сделайте побольше и поместите под ухом. Перелом шейных позвонков – это безболезненный уход, гарантирую. Еще могу посоветовать предварительно зайти в туалет, если вас интересует эстетика. Видите ли, при повешении кишечник и мочевой пузырь, как правило, опорожняются… – Он не отвечал, и я, забрав мозгокрут, направился к двери. – Всего хорошего пожелать вам не могу и не хочу. Прощайте.

У бордюра набережной я остановился и, размахнувшись, запустил пистолет на самую середину. В феврале в черте города река никогда не замерзает.

Черная вода тяжело всколыхнулась.

Затылок не болел.

Только на полпути к дому я вспомнил, что совет, данный объекту, находящемуся под подавлением, после снятия воздействия обычно воспринимается объектом как приказ. Но это уже не имело никакого значения.

Сегодня его, как никогда, тянуло поехать домой, сдав дискетку Воронину или Штейну, – нате, мол, разбирайтесь, я свое дело сделал, вынул из шляпы белого кролика, утер носы почитай всей Конторе – полдня сопли с пальцев счищать… Малахов остался. Чуть заметно кольнуло – и этого хватило, вот только вид дивана, на котором он спал последние шесть ночей, исключая вчерашнюю, заставил его пробормотать краткое ругательство. Ничего, потерпим…

Вывез савраска, с несколько отстраненным злорадством подумал он, падая в рабочее кресло. Поднатужился битюг, изогнул в муке шею, напружинил готовые лопнуть жилы, налил глаза кровью, как бычара, раскачал, стронул, повез… И вывез. Пусть не сам и не по девственной глине, пусть по костям Филина и Кручковича, но вывез же! Дело сделано, и плевать на издержки. И не такие издержки бывают. Вот шуруп снова сидит в башке – это плохо. В чем дело? Приоритет?.. Не нуждаюсь. Обойдусь как-нибудь без приоритета, никогда я всерьез не мечтал стать спасителем человечества, пусть благодарные потомки ставят монументы Филину и Кручковичу, я еще этому посодействую… Мелочь. Главное, если только эти два гаврика не облажались, «Надежда» сделала решительный рывок к финишу, осталась в общем-то рутина, а справляться с рутиной мы умеем. Ай да Малахов!..

Радости от хорошо сделанного дела почему-то не было никакой. Мелькнула только мысль о том, что Кручкович, какой бы скотиной он ни был, пожалуй может еще пригодиться, и было бы естественно сдать его Штейну прямо сейчас, не дожидаясь, пока он наложит на себя руки…

Шуруп в мозгу опять провернулся на пол-оборота, и Малахов выругался вслух. Вот что занятно: доведет ли когда-нибудь ЧПП до болевого шока? То-то был бы правильный во всех отношениях путь!

Ладно, что снова не так? Помалкивать? Штейну – ни полслова? И вообще никому?.. Так я и думал.

Малахов скрипнул зубами. Подтверждая догадку, ушла боль. Он еще раз просмотрел дискетку и, подумав, запустил проверку на наличие стертых файлов. Таковых оказалось всего два, оба текстовые, и Малахов, теряя терпение, потратив впятеро больше времени, чем потребовалось бы мало-мальски грамотному специалисту, восстановил оба. Филин даже не позаботился уничтожить их как следует.

Начав читать без особого интереса, Малахов очень скоро поймал себя на том, что сидит с раскрытым ртом и не верит собственным глазам. Такого он никак не мог ожидать.

Первый текст, по-видимому, вообще не имел отношения к «Надежде». Это был подробно расписанный проект программы глобального генетического контроля населения страны и одновременно своего рода евгенический план. Предлагалось ввести всеобщее тестирование генокода новорожденных, повторное тестирование по достижении возраста, условно принимаемого за момент наступления половой зрелости, непременное выявление дефектных генов у вступающих в брак и выдача документа на право произвести на свет определенное количество детей – от «без ограничений» до категорического запрета. Прогноз на улучшение генофонда страны спустя три-четыре поколения был более чем благоприятным.