– Да дома Растик, это точно. Спит, должно быть. Мы с ним вчера… – И я выразительно щелкнул по горлу.

– А-а, – сказала она. – Ну звони, звони.

Дождавшись, когда внизу хлопнет дверь, я побарабанил костяшками пальцев.

– Может, все-таки откроете, Эраст Христофорович? У меня к вам дело.

Теперь я услышал дыхание – Тип, что стоял за дверью, даже не очень старался вести себя тихо.

– Мне очень жаль, но если вы не откроете, я буду вынужден выбить дверь. – Я не был уверен, что у меня это получится.

Пауза – и первый приглушенный ответ:

– Попробуйте…

Наконец-то.

– Может, лучше добром, Эраст Христофорович? Я не отниму у вас много времени.

– Что вы знаете о добре такого, чего не знаю я? Вы кто?

Я распахнул куртку и показал «пайцзу». Несколько секунд длилось молчание – он смотрел в глазок.

– Мне с вами не о чем разговаривать. – Сказано было ровно, но мне почудилось, что он едва заметно подчеркнул «с вами».

– А я думаю, мы с вами найдем общую тему. Не так ли? Зачем вам шум, гам и выломанная дверь? Вы ведь не мальчик, понимаете, что разговор все равно состоится, а вот где и как – зависит только от вас. Отоприте по-хорошему, и к вам войду только я…

– Вы не один?

Я ухмыльнулся так, чтобы сквозь стекляшку глазка он мог видеть мою ухмылку в наиболее выгодном ракурсе.

– Разве функционер бывает когда-нибудь один?

Я нагло врал. Час назад, чтобы оторваться от охраны, мне пришлось применить совершенно новый трюк, специально сберегаемый на черный день. Так хотел «демоний», а охрана тоже умеет учиться. Тяжелое дыхание за дверью.

– Все равно. Я буду стрелять.

Ого.

Он смотрел в глазок. Я остался на месте, решив не суетиться – «демоний» предупредит, когда станет по-настоящему опасно.

– Не будьте ребенком, Эраст Христофорович, зачем тревожить соседей и полицию? Кстати, включите переговорник, я вас плохо слышу.

– Зато я вас хорошо.

– Напрасно вы так. Я не причиню вам вреда, обещаю вам.

За дверью послышались странные звуки – как будто ухала лесная сова. Я понял: Кручкович смеялся.

Резко, с оттяжкой щелкнули дверные запоры.

– Входите.

Он был мал и плотен, с ежиком седеющих волос, низким лбом и далеко выступающими надбровными дугами, заросшими кустистыми бровями. Типичный неандерталоид, связующее звено. Что скажут антропологи, уверяющие, что кроманьонцы не брачились с неандертальцами, а питались ими по праздникам?

Я захлопнул за собой дверь, демонстративно показывая: я один, слово держу. Куртку снимать не стал.

– Вон там ручка. Поверните.

Я повернул. Лязгнуло, толстые стальные полосы вошли в пазы. Да, выбить такую дверь плечом с разбега не удалось бы и слону.

– Можно пройти в комнату?

– Можно.

– Тогда позвольте. Вы загораживаете проход.

Он потоптался в недоумении, как бы пытаясь понять, что тут вообще происходит, и косолапо вышел из прихожей. Что-то в нем было любопытное, и я терялся в догадках, что бы это могло быть, пока – уже в комнате – не рассмотрел его внимательно.

Он был отмеченный.

Сомнений быть не могло. Третья стадия. Последняя.

К такому повороту я не был готов.

– Вы не удивлены, что к вам пришел функционер? – спросил я, чтобы как-то начать.

– Не удивлен. О чем вы хотите со мной говорить?

– О Филине. Матвее Вениаминовиче.

– Ах о Моте? В первый раз слышу.

– Простите?

– Не знаю никакого Матвея, говорю вам. Я вздохнул.

– Во-первых, можно сесть? Спасибо. – Я сел, не дожидаясь приглашения. – А вовторых, зачем вы пытаетесь упорствовать? Установлено, что вы имели с Филиным регулярные контакты в течение длительного времени. Может быть, вам это безразлично, Эраст Христофорович, зато далеко не безразлично мне.

Он молчал. Стоял, ссутулившись, и смотрел в никуда. Отсвечивала белая склера над радужкой глаз.

– Да вы присядьте, в ногах правды нет. Если у вас какие-то проблемы, я помогу вам, обещаю. Само собой, при условии, что вы поможете мне.

Правую руку он держал в кармане, и чувствовалось, что там не просто кукиш. Не нравилось мне это.

– Выпить хотите? – спросил он.

Бутылка водки была весьма початая. И никаких признаков закуски, вообще ничего постороннего не было на этом столе по правую руку от меня, кроме глубоко въевшихся в полировку следов от стакана.

– Нет, не хочу.

– Я уже тоже. – Он все-таки сел. – Что ж, рано или поздно… А лучше бы никогда. Право слово, лучше. Вы откуда – из Духовного здоровья?

– Из Санитарной службы.

– Один черт. – Но тон его несколько изменился. Как видно, сильно его допекла СДЗН. – Все вы из одного инкубатора. Дети малые в «живом уголке», один ежика принесет, другой птенчика – живите, мол, зверюшки… А если зверюшки не хотят? Птенчик подбитый, чахленький, из естественного отхода, а ему червяка силой в клюв пихают – кушай, пушистик, не огорчай деточек…

Кручкович помотал головой и опять надолго замолчал. Мои надежды на то, что мне удастся разговорить его, таяли.

– Когда вы в последний раз видели Филина?

– Вчера.

– Не мелите чепухи.

– Каков вопрос, таков ответ. Я сосчитал про себя до десяти.

– Напрасно вы не желаете сотрудничать, Эраст Христофорович. Только зря теряем время, а времени у меня мало. Бели вы думаете, что вас оставят в покое, то очень сильно заблуждаетесь. Я хочу вам помочь. Никто, кроме вас, не будет виноват, если мне придется сейчас уйти.

– Что ж, уходите. Вы хотите мне помочь?! Вы?!! – Он снова заухал. – Глупо. Мне ничто не поможет.

– Почему?

– Поздно. И не хочу.

Можно было не сомневаться, что он вполне адекватно оценивает свое состояние. Одной ногой он