– Наверное, мог бы. Не пробовал.

Зачем же лично, подумал он. Вопрос его развлек. Однако, ну и представления о жизни у этих журналистов – наивнее, чем у Витальки, ей-богу!

– Черт знает, как мы докатились до такой жизни! Бардак какой-то людоедский…

Малахов улыбнулся:

– Знаете, Оля, в подготовительном интернате у нас был учитель истории – его потом выгнали, – так вот он, когда не знал ответа на вопрос, любил повторять: «Так исторически сложилось». А я добавлю: могло быть хуже. Вы что же, хотели, чтобы тот кошмар, что был в начале века, продолжался до сих пор? Про социальные катаклизмы я и вспоминать не хочу, а вот представьте себе такой совсем мелкий штришок: вы смотрите хороший фильм, и вдруг его прерывают, чтобы сообщить, что такая-то и такая-то, простите, гигиеническая прокладка – лучшее средство восстановить кислотно-щелочной баланс после мякоти кокоса. Вы вряд ли это помните, а я еще застал. Оглуплять людей очень просто, вы попробуйте сделать наоборот… Кстати, именно Службы привили нашему обществу чуточку пуританства, благодаря чему удалось приостановить распространение ВИЧ-инфекций. Либо терпеть Службы, либо идти к пропасти, альтернативы не вижу. О том, чтобы страну опять не подбили на взлете, пусть думают другие – наша задача не позволить ей запутаться в собственных крыльях. Всему свое время, Оля; глухонемому прежде логопеда нужен отоларинголог… Не настолько я туп, чтобы вообразить, что благодаря Службам воцарится сплошная благодать и над миром что-нибудь да воссияет. Бардак – пока да, пожалуй. Вынужден согласиться. Только он не людоедский, тут я должен вас поправить. Он – людоохранный…

Она неожиданно прыснула и на миг потеряла всякое сходство с леди Белсом.

– А покорявее словцо вы не могли подыскать? Ладно, я кое-что поняла. Теперь ваша очередь задавать вопросы.

Пока он собирался с мыслями, она, положив ногу на ногу, смотрела на него молча и загадочно. «А не дура ли она?» – обеспокоено подумал Малахов. Пожалуй, нет. Хочет произвести впечатление – что ж, разрешается. И на «Олю» ничего не возразила, Он пошевелился, проверяя, не выпал ли из кармана табельный мозгокрут, пока выключенный, ждущий, заранее настроенный на «безудержную страсть». Нет, не выпал. А может, и без мозгокруга обойдется. Девочка-то, кажется, не против… Позвонить прямо сейчас в ближайший супермаркет, заказать с доставкой ледяное шампанское, икру, шоколад, а контрацептивы у этой куклы наверняка свои найдутся. Не с браслета позвонить, конечно, разговор сразу засекут, а с ее телефона, вон он стоит…

Затылок не болел, хоть тресни.

А если чуть попозже?.. Нет возражений? Вот и хорошо.

А если у меня ничего не получится?! Не хочу же…

Никакого эффекта. Значит, получится. Да и как может не получиться – вон какая красивая женщина…

Против воли стиснулись зубы до хруста. Прррре-лестница!

Малахов откашлялся.

– Я хотел бы знать, Оля, что собой представлял ваш приятель. Начните с анкетных данных. Ну и вообще…

Рассказ получился не таким сбивчивым, как он опасался, – чувствовалась журналистская выучка. Трощук Андрей Андреевич, двадцати девяти лет, среднее, здоров, не привлекался, не состоял, ограниченно занятый, Зеленоград, родители живы. Последнее место работы: техник на конвейере каких-то тканых микроплат, нажимал какие-то кнопки… Пять лет знакомства, совместные поездки, турпоходы, автостоп… да отличный парень, что говорить, всем бы быть такими…

Угу, некстати подумал Малахов, всем бы быть бородатыми и краснорожими… Интересно, кем я им казался в тот момент, когда кинулся, расталкивая? Ненормальным? Очень может быть. Бандитом с психодавом в кармане? Вряд ли. Что взять с попрыгунчиков? Наверное, все-таки практикующим врачом, но только не случайным лыжником с толикой здравого смысла в голове… Забавно.

– Простите за вопрос… Он жил с вами? – Она усмехнулась.

– Вам это так необходимо знать? Хорошо, скажу; последнюю неделю нет. Мы расстались. Если вы думаете, что он из-за этого… Вообще-то инициатива расстаться была его, я только согласилась с ним. И потом, мы остались друзьями. Не думайте, что тут была какая-то душевная травма.

– Я ничего не думаю, Оля, я просто собираю факты. Последнее время за ним не замечалось каких- либо странностей?

– Нет, пожалуй. Разве что в тот самый день… Понимаете, компания у нас хорошая, мы, пока ехали на надземке, веселились вовсю. А он был какой-то странный – тоже ржал со всеми, но как-то… механически, что ли. Мы так и подумали, что у него неприятности, даже спросили. Он отшутился как-то неудачно, я уже не помню как…

– Что вы делали дальше?

– Побегали по лыжне – около часа, не больше. Потом решили покататься с горы…

– Поездку именно в то место предложил он?

– Нет. Точно, нет.

– Больше ничего не было странного?

– Нет. Погодите-ка… Недели три назад у нас была попойка. Здесь, у меня. Так вот, я заметила, что он подходил к окну и смотрел. Я же говорила вам, как он боялся высоты… правда, у меня всего восьмой этаж. Но раньше он никогда так не делал. Я еще подумала, что он здорово напился, пьяному океан – лужа…

Это уже кое-что, подумал Малахов, Собрать показания о поведении жертв за несколько недель до самоубийства… Адова работа, но будет странно, если Нетленные Мощи не проделал ее хотя бы частично. Любопытно знать, что он накопал.

– Значит, вы уверены, что ваш друг сам покончил с собой? – попытался уточнить Малахов.

– Я уверена, что кто-то довел его до самоубийства, – решительно сказала Ольга. – И я хочу знать, кто и зачем.

– И вы убеждены, что я помогу вам? – спросил Малахов.

Она улыбнулась.

– Тащились же вы для чего-то из Зарайска. В логике ей было не отказать. «А если у меня с ней не получится». «Демоний» не уколол – легонько царапнул острием иглы. Подталкивал: начинай скорее, зануда, не тяни.

– Сделаем так, Оля, – сказал Малахов, «включив» одну из своих наиболее обаятельных улыбок, какую иногда «включал» лишь для Фаечки. – Это дело я возьму на контроль. Теперь о вас. Очень может быть, что вам в скором времени придется ответить на множество вопросов о вашем друге, причем очень хорошему следователю. Прошу вас, отвечайте честно. И еще одно: о том, что я был у вас, не должен знать никто, абсолютно ни один человек. Только при этом условии я гарантирую вам успешное расследование, Можно считать, что мы с вами договорились?

– Можно.

Держать улыбку уже не было сил.

– Последний вопрос, Оля, – сказал Малахов с трудом, от души надеясь, что его мучения будут приняты за лестную женщине робость мужчины. – Как вы посмотрите на то, если я немного задержусь у вас просто так, без всякого дела?

…Уже глубокой ночью, в постели, после шампанского, икры и шоколада, когда два торопливых акта соития остались позади и назревал третий, Малахов вдруг вспомнил о голодном брошенном Бомже, запертом в пустом доме, и был наказан жестоким уколом в мозг. Исправляя ошибку, следующие пять минут он ни о чем не думал, исполняя акт механически, словно колол дрова. Бомж был не нужен ему – кому вообще нужны бомжи? А Ольга была для чего-то нужна.