Ещё меня спросили про мое ощущение школы.

Вчера был забавный и очень приятный эпизод. Ко мне забежал мой калининградский приятель, который старше меня на три года. Он очень весёлый, показно-жизнерадостный, периодически истеричный, периодически депрессивный, то мечущийся, то беспробудно-ленивый… То есть нормальный, слегка за сорок, недавно разведённый парень.

Он зашел ко мне поболтать и попить чаю. А Лена и дочь Наташа разбирали какую-то задачу по математике, про велосипедистов. Задача за 6-й класс. Я в этих делах не участвую никогда, у меня по алгебре и геометрии в аттестате незаслуженные, явно завышенные тройки. Короче, чаю мы не попили, потому что приятель решил помочь разобраться с задачей, и пошло-поехало. Два взрослых человека и двенадцатилетняя девочка шумно, азартно, нервно решали задачу. Были возгласы: «Да кто придумывает эти учебники?! У нас всё было по-другому! Наташа, и у вас в классе дети такие задачи сами решают?!» или: «Да тут явная ошибка в условии, эта задача не решается!». В итоге они её решили и были счастливы вместе, а я с огромным наслаждением наблюдал эту картину. Они были прекрасны.

Школу я никогда не любил и никогда не был в ней счастлив. В первый класс я пошел в Ленинграде. Потом мы вернулись в Кемерово, и там я ходил в 23-ю, 55-ю и, наконец, 21-ю школу, — короче насмотрелся. 21-я была единственная в Кемерове школа с английским уклоном, а наш выпуск был первым. И хотя ненавистных учителей у меня не было, в школе мне никогда не нравилось. Но одного учителя я вспоминаю особо.

Когда мы учились в восьмом классе, нашим классным руководителем стал вернувшийся в нашу школу учитель математики Юрий Григорьевич, несколько лет проработавший в Ливии. Молодой, загорелый, атлетически сложенный, в отлично сидящем костюме, кудрявый, он был похож на похудевшего Джо Дассена. Ещё Юрий Григорьевич ездил на «Волге» и свободно говорил по-французски. Я учился у него очень плохо, можно сказать вообще не учился. А он меня ни разу не упрекнул. Ставил за год тройку, за экзаменационную контрольную, которую я откровенно списал, тоже поставил тройку. Вот его я любил. В нём было всё не такое, как в школе вообще. В нём были свобода, достоинство и сила. Когда мы окончили школу, он пошёл с нами, с четырнадцатью выпускниками в поход: мы сделали два плота и сплавлялись по реке Томи. В том походе мы впервые попробовали портвейн, а Юрий Григорьевич, хотя сам не пил, нам запрещать не стал и не ругался. Сейчас я поражаюсь, как он решился взять на себя такую ответственность: в школе даже не знали о том, что четырнадцать зелёных мальчишек и девчонок плыли по реке на плотах двести километров…

Вот такой был учитель: алгебре он меня не научил, как будто ничему не научил, он вообще был категорически не школьный человек — и при этом настоящий учитель.

А школу я не люблю за то, что там маленький человек впервые встречается с государством.

Мне задали заставивший поразмышлять вопрос — об аватарках. Спросили: обращаю ли я на них внимание, запоминаются ли какие-то, и что это для меня?

Это одно из самых удивительных и интересных явлений: как человек пытается себя представить в Интернет-пространстве, как хочет расположить к себе или просто привлечь внимание. Определённо сложились уже целые жанры аватарок: собственные фотографии, любимые персонажи, цветочки-лютики, текстовые высказывания и так далее и так далее.

Не буду пытаться давать классификацию, но на жанры их разбить уже можно.

К сожалению, я лишён возможности сделать себе аватарку с лицом любимого артиста. А такие аватарки привлекают моё внимание: вижу лицо хорошего актёра, да ещё из хорошего фильма, и с большим вниманием отношусь к комментарию просто потому, что с тем, кто писал, у нас совпадают вкусы, есть аванс доверия. Я даже иногда думал, кого бы разместил на своей аватарке или юзерпике. Фигурировали Олег Даль, Шон Пени, Эраст Гарин, Зиновий Гердт и много других.

Очень мне понравился юзерпик с Фрунзиком Мкртчяном, который говорит какую-то фразу из «Мимино». И царь Иван Васильевич, качающий головой, тоже нравится. От некоторых аватарок я бываю в восторге. А кого-то баню по той причине, что картинка неприличная… а ЖЖ иногда читают дети. А мельтешащие меня раздражают и мешают читать.

Забавно увидеть картинку, явно профессиональную и журнальную, с красивыми ногами или другими выдающимися частями молодого женского тела, а потом прочесть в комментарии, что её обладательница отвела одного ребенка в школу, другого — в детский сад, а потом ехала в метро…

Очень мне интересно, как выбираются собственные фотографии, которыми обитатели ЖЖ себя представляют. Часто приходилось видеть фото, про которые изображённые на них люди говорили: «Вот это удачная фотография, я здесь хорошо получилась(ся)» или наоборот: «Ужасная фотография! Не смотрите!» При этом на «удачном» фото человек на себя не похож, а на «ужасном» похож вполне. Как часто наши представления о себе совершенно не совпадают с тем, как мы выглядим в глазах других! И это проявляется в том, какие люди выбирают себе юзерпики. По ним очень многое можно сказать…

Как-то был я на выставке одного современного художника. Не знаю, умеет ли он рисовать, но то, что он художник — это точно. На выставке было представлено несколько фотографий очень большого формата, выполненных на ткани и довольно дорогих. А фотографии были странные… Оказалось, художник объехал обычные фотоателье и собрал из мусорных корзин выброшенные фото. Представьте себе ситуацию: сдал человек плёнку в печать, потом получил фото, увидел, что какие-то ему категорически не нравятся, и тут же их выбросил. Эти фото, собранные художником, были выполнены дорого и монументально. Больше всего меня потрясло одно семейство: мама, папа и двое детей. Фотографировались они в каком-то тёмном коридоре, похоже, в подсобных помещениях цирка, потому что позади семейства стоял слон. И мама, и папа, и дети были упитанные, если не сказать толстые. А над ними возвышался слон. Лица у всех, и у слона в том числе, были невесёлые, а глаза — красные. (Когда снимают со вспышкой плохим фотоаппаратом, получаются красные глаза.) Отчаянно грустная фотография…

Как много фотографий, на которые мы не хотим смотреть, если не выброшены, то отложены куда-то подальше! А в скольких совершенно чужих фотоальбомах хранятся наши изображения, потому что мы просто проходили мимо, или сидели за соседними столиками, или лежали рядом на пляже…

И сколько моих изображений с кем-нибудь в обнимку есть в разных городах… Ведь мне столько приходится фотографироваться! Ох и рожа, наверное, у меня на тех снимках…

Практически не выхожу из дома в последние дни. Пытаюсь работать эффективно, и в этом смысле есть много к себе претензий.

Меня спрашивают про лень и тоску, и как с ними справляться. Вопросы актуальные, но ответа у меня нет. Всегда ощущал себя человеком ленивым, во всяком случае, способным работать много эффективнее, но отвлекающимся на разные приятные и необязательные вещи. Поскольку работаю самостоятельно, один и не в структуре, подстёгиваю себя следующим образом: например, задумал я книгу, есть замысел и сильное желание этот замысел воплотить. И вот я сообщаю издателям, друзьям и всем, кому могу, что книжка выйдет тогда-то. Ещё не написано ни строчки, но дату выхода я уже объявляю, потому что с собой- то я мог бы договориться, но если кто-то ждёт, если перед кем-то есть ответственность, то — извини, старик, надо выполнить обещанное. Надёжнее чувствовать ответственность перед кем-то, чем перед собой (в смысле эффективности).

Это, конечно, не метод борьбы с ленью, скорее метод борьбы за производительность.

А с тоской?.. Не умею я бороться с тоской. Тосковать умею, приходилось. Грустить, скучать, страдать, сомневаться, мучиться… Умею. А бороться с этим — нет.

Мне недавно в интервью задали вопрос: «Что вы делаете, чтобы не сойти с ума?» Я немного подумал и ответил: «Вот ровно всё то, что делаю в жизни, я делаю, чтобы не сойти с ума».