радиоприемнике, надрывал душу и сердце Энрике Иглесиас. Из конвертибля, застрявшего в пробке позади него, доносились оглушительные звуки латиноамериканских мелодий. Езда на юг из нижнего Майами после четырех часов пополудни представляла собой мучительно долгое продвижение в хвосте гигантской очереди.

Он свернул с федеральной автострады номер один, проехал мимо пункта продажи автомобилей и оказался рядом с «Супермаркетом Марио», где так любила делать покупки Abuela, и тут он кое-что вспомнил.

Джек зарулил на стоянку и полез за бумажником. Там, под его водительским удостоверением, лежала визитная карточка, которую дал ему Кико, когда Джек с Abuela заглянули в его заведение в самый разгар суда, — с того момента, казалось, прошла целая вечность. Он вытащил визитку, потом прочел имя и номер телефона, которые Кико написал на обороте.

Эль Пидио — человек, который сказал Кико, что Гектор Торрес очень похож на Хорхе Бустона, мужчину, с которым мать Джека встречалась на Кубе.

Джек так и не нашел времени позвонить Пидио, он с головой ушел в процесс над Линдси Харт и не мог отвлекаться еще и на посторонние дела. Или, быть может, в данном вопросе он вел себя подобно Abuela, не уверенный, хочется ли ему знать правду. Но встреча с бывшей женой Торреса вновь пробудила в нем любопытство и вызвала желание разобраться в прошлом своей матери. Его беспокоило, что Марица, описывая чувства Торреса к его матери, использовала слово «одержимость». Чем больше он раздумывал над этим, тем любопытнее представлялся ему тот факт, что его сводный брат — Рамон, если верить надписи на могильном камне на Кубе, — умер в тот же день, когда родился. Шестое чувство подсказывало Джеку, что здесь что-то не так.

Он раскрыл свой сотовый телефон и набрал номер.

На вызов по-испански ответил какой-то пожилой мужчина. Джек ответил на том же языке, если только можно назвать таковым испанский с акцентом Джона Уэйна.

— Мистер Эль Пидио?

— Не «мистер Эль Пидио», — ворчливо поправил его мужчина. — Просто «Эль Пидио».

— Это Джек Суайтек. Я…

— А, Суйатек. Я знаю, кто вы такой. Кико сказал мне, что вы наверняка позвоните.

— Как я понимаю, вы знали мою мать в Бехукале.

— Да. Я был ее врачом. Я принимал ее ребенка.

«Ее врач?» В голове у Джека внезапно возникла масса вопросов, но он выделил один, самый важный, задать который ему было неимоверно трудно.

— Тогда вы должны знать… Как умер мой брат?

На линии воцарилась тишина. Наконец мужчина тяжело вздохнул и произнес скрипучим голосом:

— Это очень сложный вопрос, молодой человек.

Когда на землю начали опускаться сумерки, Джек нашел отца на поле для игры в гольф. Гарри стоял на вершине поросшего травой холма, он был в спортивных бриджах, носках с рисунком в виде разноцветных ромбов и в классической твидовой шапочке для гольфа — такая экипировка требовала от вас гандикапа как минимум в одно очко. Сидя на скамье, Джек наблюдал за тем, как Гарри, целиком отдавшись игре, отправлял на поле один мяч за другим. Оно выглядело так, словно на него просыпалась манна небесная — настолько густо зеленая трава была усеяна белыми мячиками.

— Папа?

Гарри замер с занесенной для удара рукой, несколько раздосадованный тем, что сын выбрал такой неудачный момент, чтобы обратиться к нему.

— Да?

— Как ты думаешь, есть ли что-нибудь на свете, чего мужчина не должен знать о своей жене?

Гарри помедлил, словно вопрос привел его в замешательство.

— Если мужчина спрашивает свою жену о чем-либо, он должен получить правдивый ответ.

— А что, если он не спрашивает? Кто-то должен сказать ему об этом?

— Ты имеешь в виду, должна ли жена рассказать ему?

— Нет. Предположим, она не может этого сделать. Должен ли кто-нибудь другой рассказать ему об этом? Кто-нибудь, кто знает правду.

Похоже, Гарри обуревали противоречивые чувства — растерянность и подозрительность.

— К чему ты ведешь, сынок?

Джек молчал. Что он мог сказать своему отцу? Что Ана Мария родила сына, который умер на Кубе? И что она не умерла бы, если бы не родила Джека? Что она не пренебрегла бы опасностью, если бы не ее одержимый старый ухажер — давний друг Гарри, Гектор Торрес? У Гарри Суайтека о своей первой жене остались лишь воспоминания тридцатишестилетней давности. Джек не мог представить себе причину, почему следовало бы растоптать их, и тем более он не знал, с чего начать.

Он сказал:

— Я все время думаю о Линдси Харт, обо всех тех ужасах, которые вскрылись во время судебного процесса. О том, как Оскар обращался с ней. Если ее оправдают и она снова выйдет замуж, будет ли ее новый муж знать все подробности о ее прошлом? И вообще, имеет ли он право знать?

— Я полагаю, что знание таких вещей поможет ему понять ее страхи, ее настроение. Если новый брак от этого станет крепче, тогда он должен знать обо всем.

— Но знание ради одного только знания…

— Какой в нем смысл? Это то же самое, как если бы лежа на смертном одре ты посмотрел в глаза своей жене и после пятидесяти лет супружеской жизни признался в том, что сорок девять лет назад поцеловал другую женщину. Ты ничего этим не добьешься, разве что разобьешь ее сердце.

— Именно так, — с чрезмерным энтузиазмом воскликнул Джек. — Итак, если бы речь шла о тебе, ты не захотел бы знать такого рода подробности?

Гарри отложил в сторону свою клюшку для гольфа, — он играл пятым номером. Его смущение готово было смениться подозрительностью.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Джек посмотрел в глаза отца, надеясь увидеть в них желание узнать тайну, прояснить все недомолвки. Но ничего подобного он не заметил. Внезапно Джек понял, что в жизни каждого человека наступает момент, когда уже не родители присматривают за ним как за ребенком, а он сам должен защищать и оберегать своих родителей.

— Нет, ничего, — ответил Джек. — Как я уже говорил, я очень много думал о Брайане Пинтадо и его матери.

— Ты уверен, что дело только в этом?

Джек ответил не сразу, зато постарался, чтобы голос его прозвучал как можно увереннее.

— Да. Я хочу сказать, все так запуталось, а когда Брайан повзрослеет, ему станет еще труднее во всем разобраться. Что он будет думать о своей матери через несколько лет?

Гарри не сводил глаз с лица сына, словно подозревая, что Джек неспроста сменил тему и перешел от того, что должен знать муж о своей жене, к чувствам сына по отношению к матери. Но отец Джека не стал настаивать.

— Полагаю, все будет зависеть от вердикта, который вынесут присяжные.

— Будем надеяться, что ее оправдают.

— И что тогда? За Брайана возьмутся сотрудники инспекции по делам несовершеннолетних, ведь он убил своего отца?

Джек помолчал, прежде чем ответить. Ему не хотелось думать о такой возможности.

— Трудно сказать. Вообще-то Брайан не признался в совершении убийства, когда давал