— Конечно, — ответил он. — Со мной все будет в порядке.

— Позвоните мне, если вам что-либо понадобится. Или если просто захотите поговорить с кем- нибудь.

— Спасибо. До завтра.

Она попрощалась, и Джек повесил трубку. Он глубоко вздохнул, но выдохнуть не успел — телефон зазвонил снова. Он поднял трубку.

— Да, София?

— Вы уверены, что у вас все в порядке?

— Разве по моему голосу этого не чувствуется?

— Вы разговариваете, как человек, который очень старается, чтобы его голос звучал нормально, или как человек, у которого сейчас все хорошо, но, как только он сядет и задумается над тем, что случилось в действительности, ему станет плохо.

Джек посмотрел на телефон, не веря своим ушам. Последний раз он вел подобный разговор, когда был женат.

— Со мной все в порядке.

— Настолько в порядке, чтобы сделать кое-что?

— Что именно?

— Вы когда-нибудь были в Kaca Tya на пляже? Там наверху очень неплохая закусочная. Я даже не стану разговаривать о судебном процессе, если вы сами этого не захотите. То, через что вам пришлось пройти сегодня, просто ужасно. А если вы будете сидеть дома в одиночестве, то вам станет еще хуже.

— Спасибо. Может быть, в другой раз.

— Хорошо. Позвоните мне, если передумаете.

— Конечно. Спокойной ночи.

Он повесил трубку и прикрыл глаза, погружаясь в покой и уют большого кожаного кресла. Телефон зазвонил в то самое мгновение, когда его тело расслабилось. Он ответил, добавив в голос капельку недовольства и раздражения.

— София, клянусь могилой своей матери, что со мной все в полном порядке.

На другом конце линии возникло явное замешательство, потом раздался голос:

— Это Джек Суайтек?

Джек выпрямился в кресле.

— Да, извините. Я принял вас за другого. Кто это?

— Меня зовут Марица Родригес. Бывшая Марица Торрес.

— Должно быть, вы…

— Я бывшая жена Гектора Торреса.

Джек хотел было из вежливости сказать, что принял ее за дочь, хотя по голосу чувствовалось, что звонит немолодая женщина.

— Чем могу вам помочь?

— Я бы хотела встретиться с вами, — сказала она.

— Зачем?

— Я слежу за вашим судебным процессом с самого первого дня. Должна заметить, что у меня сразу возникли сомнения в том, что Гектор нашел настоящего виновного в преступлении. Но когда я узнала, как он обращается с вашей клиенткой, все сомнения исчезли. Бедная женщина. Однако это очень похоже на Гектора. Он всегда обращается с жертвой, как с преступником, особенно если приходится иметь дело с женщиной, подвергшейся насилию.

— Вы хотите что-то сообщить мне по поводу процесса?

— Можно и так сказать. Я только что смотрела вечерние новости. И, когда увидела, как мой бывший муж распинается по поводу долгой дружбы, связывающей его с вашим отцом, я поняла, что больше не могу этого вынести. Я должна вам кое-что рассказать.

— Что именно?

— Э-э… — Она умолкла, словно не знала, какова будет реакция Джека на ее слова. — Это по поводу вашей матери.

Джек оцепенел. Ему было над чем поразмыслить, а завтра предстояло вновь скрестить шпаги с Торресом во время представления опровергающих доказательств. Но он уже достаточно долго занимался своим делом, чтобы знать, что люди, которые охотно готовы разговаривать сегодня, завтра могут не раскрыть рта.

— С удовольствием поговорю с вами, миссис Родригес. А теперь скажите мне, где вам удобнее встретиться.

Джек встретился с Марицей Родригес у нее дома в Пайнкресте.

Южную Флориду нельзя было назвать колыбелью Мак-Мэншн — огромных ранчо стоимостью несколько миллионов долларов, настолько похожих одно на другое, что их можно было рассматривать как типовые домики для презренных богатеев, — но она была близка к этому. По окрестностям прошлись бульдозеры, и старомодные постройки пятидесятых годов, напоминавшие коробки из-под обуви, сменились особняками площадью девять тысяч квадратных футов, где потолки высотой двадцать футов, сплошные стеклянные стены и четырехзначные ежемесячные счета за кондиционирование воздуха считались обычным делом.

Джек сидел на кожаном диване в огромном зале. Предполагалось, что он станет сердцем жилища, но, подобно большинству этих новых домов, в которых ему довелось побывать, зал выглядел нежилым и безликим — мраморные полы, стены цвета небеленого полотна, лепнина на потолке такой высоты, что требовался телескоп, чтобы разглядеть мелкие узоры. За спиной у миссис Родригес стояло огромное черное пианино, еще один характерный признак стиля Мак-Мэншн. Создавалось впечатление, что музыкальный инструмент, на котором никто в доме не умел играть, поставлен здесь для того, чтобы смягчить холодную атмосферу зала.

— Мой бывший муж был очень неравнодушен к вашей матери, — заявила она, глядя на него поверх чашечки с кофе.

Джек попытался скрыть удивление.

— Очевидно, это было давным-давно, — сказал он. — Моя мать умерла при родах, когда я появился на свет.

— Это было много лет назад, еще до того как мы с Гектором встретились. До того как Гектор приехал в эту страну.

— Странно, что вы говорите об этом сейчас, — заметил Джек. — Недавно один из моих друзей рассказал мне о том, что Гектор очень похож на давнего возлюбленного моей матери, еще когда она жила в Бехукале. Он клянется, что это в самом деле был Гектор Торрес.

— Вероятно, он прав.

— Единственная проблема заключается в том, что парня звали Хорхе Бустон, а не Гектор Торрес. Разве что Гектор потом сменил имя и фамилию.

— Мне об этом ничего не известно, — заявила она. — Разумеется люди иногда так поступают. Особенно в том случае, когда, попав сюда, они становятся ярыми противниками правительства Кубы. Если у вас на Кубе осталась семья, то смена имени и фамилии позволяла уберечь ваших близких от преследования за вашу антикастровскую деятельность в эмиграции. Но Гектор никогда не заикался о том, что ему пришлось изменить фамилию.

— Насколько вам известно, ваш бывший супруг все время был Гектором Торресом?

— Да. Однако человек, изменивший имя и фамилию, не будет рассказывать об этом всем и каждому. Полагаю, все зависит от того, почему он пошел на это.

— Наверное, вы правы, — протянул Джек, размышляя. Он мог бы и дальше развивать эту тему, но ему