плевать на Кастро.

— Тогда почему он сжег мою машину и написал на тротуаре «Поклонник Кастро»?

— Потому что кое-кто приказал ему сделать это. Нанял, я бы сказал.

— Кто?

— Еще не знаю.

— Он тебе не сказал?

— Он бы признался во всем, если бы знал. Это был допрос с пристрастием. Но малый по-прежнему не сказал мне, как зовут его нанимателя.

Джек поморщился при мысли о том, что могло означать выражение «с пристрастием». «Лучше не знать». На светофоре зажегся зеленый свет, и Тео свернул за угол, направляясь обратно к зданию суда.

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Джек. — Некая антикастровская группировка наняла его через посредника? Чтобы запугать меня и заставить отказаться от мысли представить суду в качестве свидетеля кубинского солдата?

— Я не уверен в том, что это была антикастровская группировка.

Джек проглотил последний кусочек сэндвича.

— Тогда кто? Ты думаешь, что антикастровское послание было всего лишь для отвода глаз? Чтобы все подумали, будто это работа какой-то группы беженцев?

Тео подрулил к тротуару. Они остановились в полуквартале от здания суда, настолько близко, насколько это позволяли повышенные меры безопасности.

— Может быть, и так.

— Да кому еще может быть не все равно, появится кубинский солдат в зале заседаний или нет?

— По-моему, ты неправильно ставишь вопрос. Может быть, его следует задать таким образом: кто еще попытался бы запугать защиту настолько, чтобы она не вызвала своего лучшего свидетеля?

— Или еще точнее: кто еще был бы просто счастлив увидеть, как Линдси Харт казнят за убийство Оскара Пинтадо? — подумал вслух Джек, потом скомкал бумажную обертку от сэндвича. — У тебя есть какие-то ниточки?

— Только одна, но зато хорошая. Люди, которые наняли этого маленького пироманьяка, заплатили ему не наличными.

— Только не говори мне, что они выписали чек.

— Нет. Они заплатили ему кокаином.

Джек уже потянулся к ручке дверцы, но замер, услышав эти слова.

— Торговцы наркотиками?

— Может быть.

— Это может изменить все.

— Угу.

— Постарайся узнать еще что-нибудь, Тео.

— А что ты намерен делать?

Джек бросил взгляд через лобовое стекло, потом посмотрел на Тео и обронил:

— Думаю, пришло время мне еще раз поболтать с Алехандро Пинтадо.

Тео кивнул, соглашаясь, и друзья, сжав кулаки, коснулись ими, прощаясь. Джек вылез из машины, закрыл дверцу и зашагал по тротуару к зданию суда, готовясь в очередной раз пройти сквозь строй как будто поселившихся здесь сторонников семейства Пинтадо.

Возвращение Алехандро Пинтадо на место для дачи свидетельских показаний заставило зал замереть в ожидании. Формально прокурор мог заявить протест против намерения Джека сыграть матч-реванш с главным свидетелем правительства, но Торрес придержал язык, явно обрадованный возможностью еще раз явить собравшимся отца жертвы. Присяжные смотрели на него с прежним сочувствием и уважением, а их восхищение, похоже, лишь возросло. Женщина в первом ряду, наверное, согласилась бы поцеловать кольцо на пальце Пинтадо, пожелай он этого. Джек, не будучи исключением, также приблизился к нему с должным уважением.

Иногда даже эвисцерацию — извлечение внутренних органов — следует проводить деликатно.

— Мистер Пинтадо, правда ли, что организация «Братья за свободу» серьезно рассматривает вопрос о прекращении своей деятельности?

Свидетель бросил на него недоуменный взгляд.

— О каком времени вы говорите?

— Я имею в виду последние два года.

— У нас были некоторые разговоры на эту тему, — сказал Пинтадо. — Ничего определенного. Что касается последнего времени, то этот вопрос вообще не обсуждался. Пока кубинцы плывут через Флоридский пролив в поисках свободы, наши самолеты будут искать их там.

Джек позволил ему насладиться своим торжеством, потом сверился с собственными записями, чтобы освежить в памяти подробности.

— Сэр, будете ли вы удивлены, узнав, что с января по декабрь прошлого года Береговая охрана США перехватила в открытом море свыше тысячи не имеющих соответствующих документов кубинских эмигрантов?

— Это меня ничуть не удивляет.

— Скольких кубинцев спасла в том же самом году ваша организация «Братья за свободу»?

Пинтадо смущенно отвел глаза в сторону и ответил:

— Двоих.

— В позапрошлом году Береговая охрана перехватила девятьсот кубинцев. Скольких спасли «Братья за свободу»?

— В позапрошлом году? Думаю, ни одного.

— Собственно говоря, если мы исключим год нынешний и вернемся на пять лет назад, то за это время «Братья за свободу» спасли в общей сложности целых одиннадцать беглецов. Или это не так, сэр?

— Так, но вы должны помнить, что мы обнаружили намного больше. К несчастью, Береговая охрана добралась до них и отправила обратно к Кастро, раньше чем мы сумели им помочь. Именно в этом и заключается мое главное несогласие с политикой «мокрых или сухих ног».

— Под политикой «мокрых или сухих ног» вы имеете в виду, что, если Береговая охрана перехватывает кубинских беженцев в море, их возвращают на остров. А если…

— А если они успевают добраться до суши, тогда они становятся свободными. Этому и способствует моя организация. Помочь людям оказаться на свободе.

— И именно поэтому вы назвали Береговую охрану США «береговым патрулем Кастро».

— Мне кажется, их действия говорят сами за себя.

— Хорошо. Теперь давайте вернемся к моему первому вопросу. За пять лет «Братья за свободу» спасли одиннадцать кубинских беженцев, правильно?

— Правильно.

— Но в этом году все изменилось, не так ли? Особенно в первые шесть месяцев?

— Мы добились большего успеха, это правда.

— Намного большего успеха, — поправил его Джек. — До июня нынешнего года, всего за шесть месяцев, «Братья за свободу» спасли тридцать семь беглецов.

— Вообще-то тридцать восемь. Одна из спасенных нами женщин находилась на восьмом месяце беременности.

— Вы должны гордиться этим.

— Я горжусь всеми своими людьми. Мы просто стараемся делать свое дело все лучше и лучше.