ее на стол перед Джеком. — Вот отчет СКР ВМФ о следствии по делу. Я получила его всего два дня назад. Взгляните сами. Думаю, вы согласитесь, что он не выдерживает никакой критики.

Джек не притронулся к отчету, и тот остался лежать на столе.

— Я не пытаюсь отделаться от работы, но в этом городе я знаю нескольких адвокатов — бывших военных.

— Никто другой мне не нужен. Я хочу нанять адвоката, который, не жалея сил, настойчивее, чем кто- либо другой, боролся бы за то, чтобы доказать мою невиновность. И этот человек — вы.

— Благодарю вас. Приятно сознавать, что моя репутация известна даже на Кубе.

— Ваша репутация здесь ни при чем. Вопрос в том, кто вы такой на самом деле.

— Это похоже на комплимент, но я не уверен, что понимаю, о чем речь.

— Мистер Суайтек, каждая минута, которую следователи уделяют моей персоне, это потраченная впустую минута. Если кто-нибудь не откроет им глаза, то убийца моего мужа останется безнаказанным. Это будет ужасной трагедией.

— Не могу с вами не согласиться.

— Да, вы правы. Поверьте мне. Это не просто еще один пример того, как власти преследуют невиновного. Если они не схватят человека, который убил моего мужа, это станет трагедией — для вас.

— Я знаю вашего супруга?

— Нет. Но от этого дело не становится менее личным. Мой муж… — Она глубоко вздохнула, и голос ее дрогнул. Затем сделала еще одну попытку. — Мой муж был отцом вашего ребенка.

Джек нахмурился, смущенный и растерянный.

— Повторите, пожалуйста.

— Мне кажется, вы понимаете, о чем я говорю.

Джек быстро перебрал в уме все возможности и пришел к выводу, что этому могло быть только одно объяснение.

— У вас приемный сын?

Она кивнула, и выражение ее лица было очень серьезным.

— И вы хотите сказать, что я — биологический отец?

— Матерью была женщина по имени Джесси Меррилл.

Джесси, последняя по счету женщина, с которой он встречался до того, как без памяти влюбился в другую и женился на ней — и развелся впоследствии. Только на пятый и последний год своей супружеской жизни с Синди Пейдж Джек узнал, что Джесси была беременна, когда они расстались, и что она отдала их ребенка на усыновление.

— Я не знаю, что сказать. Не стану отрицать того, что у Джесси родился ребенок и что она утверждала, будто я — его отец. Я просто никогда не вникал в подробности. Мне казалось, что не стоит вмешиваться в жизнь семьи, которая усыновила мальчика.

— Это было очень разумно с вашей стороны, — заметила она дрогнувшим от сдерживаемого волнения голосом. — Но мой муж и я сознавали, что когда-нибудь нашему сыну, возможно, захочется встретиться со своими биологическими родителями. И мы занялись их поисками несколько лет назад.

— Вы совершенно уверены в этом?

— Я могла бы показать вам нашу переписку, но, как мне представляется, в этом нет необходимости. — Она в очередной раз запустила руку в сумочку и извлекла оттуда моментальный снимок.

— Это Брайан, — сказала она.

Медленно тянулись секунды, и фотография, казалось, повисла в воздухе между ними. Наконец Джек протянул руку через стол и взял ее за уголок, как будто боялся, что прошлое обожжет его, если он ухватится за нее покрепче. Его взгляд остановился на улыбающемся лице десятилетнего мальчугана. Он никогда не видел ребенка раньше, но сразу же узнал эти темные глаза и нос римлянина.

— Я — его отец, — сдержанно и сухо произнес он, как если бы эти слова вырвались у него против его желания.

— Нет, — ответила она, и тон ее голоса был ласковым, но твердым. — Его отец мертв. И, если вы не поможете мне найти человека, который убил его, мать Брайана может оказаться за решеткой до конца своих дней.

Глаза их встретились, и Джек обнаружил, что пытается найти слова, наиболее уместные для подобной ситуации, к которой адвокат по уголовным делам никак не мог оказаться подготовлен.

— Наверное, вы правы, — негромко произнес он. — Это и вправду личное дело.

Джек никогда не считал себя пьяницей, но после столь неожиданной и ошеломляющей встречи с приемной матерью своего биологического отпрыска — в тот момент слово «сын» показалось ему чересчур личным — он понял, что ему нужно выпить. Его приятелю Тео Найту принадлежал бар под названием «Живчик» неподалеку от въезда во Флорида-Киз, что, в общем-то, было достаточно далеко, чтобы ехать туда за стаканом утешения, но Тео всегда умудрялся сделать так, что о путешествии жалеть не приходилось.

— Бурбон, — сказал Джек бармену. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что искушает судьбу, заказывая не лучший сорт, но даже просто войти в такое место, как «Живчик», было уже опасно, так что какого черта?

«Живчик» представлял собой старую бензозаправочную станцию, переделанную в бар, причем «баром» назвать это место можно было с большой натяжкой. Когда вы попадали туда, у вас складывалось впечатление, будто парни в замасленных комбинезонах на смотровой яме никуда не делись, а просто перебрались к стойке бара, искренне удивляясь, откуда взялись тут кошмарный оркестр и пьяные байкеры. Но эта забегаловка была курочкой, несущей золотые яйца, и в баре зачастую яблоку негде было упасть, особенно когда Тео брал в руки саксофон и играл до самого утра. Он вполне мог позволить себе сделать в помещении хотя бы косметический ремонт, но, совершенно очевидно, оно нравилось ему и в таком виде. Джек подозревал, что всему виной было самолюбие, что Тео ухмылялся про себя каждый раз, когда какой- нибудь лощеный красавчик вместе с подружкой, щеголяющей в нарядах от Гуччи, навещали его притон, куда в другие дни их было не затащить и на аркане, и все ради того, чтобы послушать Тео и его джаз-банд, которые играли не хуже музыкантов Гарлема.

Вечер только начался, и оркестранты еще не собрались. Тео сидел на сцене в гордом одиночестве. Он не часто развлекался пением или игрой на пианино, разве что в кругу ближайших друзей. Джек наблюдал за ним, сидя у стойки бара, потягивая обжигающий горло бурбон и слушая, как Тео заливается соловьем, перекладывая сатирические стихи собственного сочинения на популярные мелодии. Сегодняшней его жертвой стала Бонни Райт с ее мегахитом 1991 года «Я не могу заставить тебя полюбить меня». Это была навевающая тоску песенка о том, как некая женщина в последний раз ложится в постель со своим жестокосердным дружком, уже зная, что он ее бросит. Тео с присущим ему юмором отредактировал текст, и в его исполнении песня превратилась в эстрадный номер под названием «Песня самоубийцы»:

Аудитория ревела от восторга. Тео пользовался заслуженной популярностью, во всяком случае, среди