Еще немного – и он мог бы очень жестоко пострадать ни за что. – Доктор вздохнул, запечалившись. – Надо искать Алексея. Он здесь, в городе. И появился сравнительно недавно.

– Вы так думаете?

– Да. Это произошло месяца три или четыре назад. Как раз тогда с Олегом Козловым что-то случилось, он изменился. – Хургин покачал головой. – Он мучился и искал причину происшедшего в себе, а она, эта причина, оказалась вовне. Брат объявился, только Олег об этом не знал. И сейчас не знает. – Хургин встревоженно поднял голову. – Вы ведь ничего не говорили ему о брате?

– Нет.

– Не надо ему пока ничего говорить. Так лучше.

Большаков кивнул.

– А где искать Алексея? – спросил он.

Хургин пожал плечами:

– Не знаю.

– А если хорошенько подумать?

– Я действительно не знаю.

– Кем он может быть, по-вашему?

– Профессия?

– Да. Пишет диссертацию, как Олег?

– Возможно. Но не надо искать прямого сходства. Есть нечто иное, что их объединяет.

– Что?

– У них схожие характеры. Про Олега рассказывали люди, которые его хорошо знали, что он был замкнут, не любил компаний, происходившее с ним, как правило, переживал в душе. Вам это ничего не напоминает?

– То же самое рассказывали об Алексее.

– Вот! – сказал Хургин. – Об этом я и говорю. Алексея будет сложно найти. Он где-то в стороне от людей, сам по себе, на отшибе. Вы обратили внимание, чему Олег посвятил свою жизнь? Взялся за диссертацию, что-то там о латыни. Понимаете? Он в седой древности укрылся, ему никто не нужен. Спрятался.

– И Алексей может себя вести подобным образом?

– Думаю, да. Попробую сейчас сформулировать, но все это будет очень зыбко и неконкретно, – Хургин развел руками, будто извиняясь. – Итак, стремление к уединению. В жизни, в мыслях. Все время один. Даже если рядом люди, то все равно не с ним. Тихое, укромное место. Олег, например, приходя в библиотеку, всегда садился в самом углу, у окна. Особое ощущение уединенности, так я понимаю. Мечта – чтобы никого не было вокруг. В общем, если абстрактно представить лелеемый им идеал, ту среду обитания, где ему было бы наиболее приятно проводить время, то это кладбище.

Хургин не видел, как при его последних словах вздрогнул Большаков.

– Да, именно кладбище, – продолжал он. – Даже вот эта тяга Олега к латыни, к мертвому, по сути, языку…

Он увидел наконец выражение лица Большакова и осекся.

– Кладбище! – потрясенно произнес Большаков.

Он заметно побледнел.

– Что?! – отрывисто спросил Хургин.

– У них у всех незадолго до случившегося кто-нибудь умер!

– У кого – у них?

– У людей, которые погибали, которых Козлов видел в своих снах! Я на эту особенность еще тогда обратил внимание, но не мог этой закономерности объяснить! Убийства происходили вскоре после того, как эти люди, жертвы, кого-нибудь схоронили! Кладбище! Все правильно вы говорили! Алексея на кладбище надо искать! – Большаков рассмеялся дробным нервным смехом и замотал головой. – Он где-то на кладбище работает! Понимаете? Он видит похоронные процессии, по два или три десятка за день. И выбирает свою будущую жертву!

– По какому принципу?

– Не знаю. Это и неважно сейчас. Можно предположить, что он выслеживает тех, кто одинок. Небольшая, в несколько человек, процессия, родственников – почти никого, безутешная вдова рыдает над гробом, и уже ясно, что она одна осталась в доме, ею и надо заняться, это почти безопасно. Вот так и происходит отбор, я думаю. – Большаков потер ладонью лоб. – Да, именно так. Девушка, которая осталась жива и Козлова опознала, была ведь приезжая. И Козлов еще тогда сказал, что он, идя на убийство там, во сне, почему-то знал, что девушки не должно быть в квартире. А ее действительно не должно было быть, она собиралась уезжать после похорон, но не купила билет и заночевала у своего дядюшки, того самого, которого в ту же ночь убили. Значит, убийца выслеживает свои жертвы, у него своя методика отбора.

Большаков был возбужден – совсем как в ту минуту, когда он вошел в кабинет Хургина.

– Мы возьмем его! Прямо сейчас!

Придвинул к себе телефонный аппарат, позвонил в управление, вызвал машину с людьми. Все, кажется, встало на свое место – так ему казалось. Он еще не подозревал о разочаровании, которое ему вскоре предстояло испытать.

В машине, кроме Большакова, были два оперативника.

– Он на Северном кладбище работает, – говорил Большаков, нервно потирая руки. – Кем – не знаю, но он там, я уверен. – Обернулся к сидевшему сзади оперативнику: – Как же мы кладбище прежде не проверили? А, Коля?

– Ваша промашка, Игорь Андреевич. Вы проморгали. Нам-то что, наше дело маленькое. Скажут: «Проверить!» – проверим. Скажут: «Задержать!» – задержим.

– Ты всегда ни при чем… Моя хата с краю… – погрозил пальцем Большаков, но в душе сознавал, что Коля прав.

Проехали мимо трубного завода, миновали железнодорожный переезд.

– Уже скоро, – сказал Большаков. – Значит, так: тип очень опасный, людей режет, как мясник. Использует все, что под руку попадается, одну старушку даже сковородой убил. Поэтому никакой расслабленности, чтоб в полсекунды ему браслеты надели.

– За нами не заржавеет, – мрачно произнес Коля. Ворота кладбища были распахнуты. Старушка у входа торговала цветами. Большаков купил букет, не выходя из машины.

– Вперед! – велел водителю.

Машина медленно покатила по аллее. Большаков держал букет высоко, чтобы со стороны было видно: безутешные родственники едут на могилу.

– Напрасные траты, – буркнул с заднего сиденья Коля. – Вам стоимость цветов все равно не возместят, Игорь Андреевич.

– По сторонам смотри! – оборвал его Большаков. Кладбищенская контора оказалась в самом конце аллеи. Большаков, не выпуская цветов из рук, со скорбным выражением лица вышел из машины. Оперативники разделились: один завернул за угол здания. Коля направился следом за Большаковым.

В небольшой, с затхлым запахом комнате сидели трое мужчин. Они обернулись одновременно, когда открылась дверь, – среди них не было человека, которого искал Большаков. Убедившись в этом, Большаков швырнул в сторону уже ненужный букет, коротко спросил:

– Кто директор?

– Я.

Неказистый рыжеволосый мужичонка. Большаков махнул у него перед носом удостоверением – ровно столько времени показывал удостоверение, чтобы директор кладбища успел звезды на погонах рассмотреть.

– Я из милиции.

Директор испуганно махнул рукой своим товарищам: оставьте, мол, нас с гостем. Мужчины было поднялись, но Большаков рявкнул:

– Сидеть! Никому не выходить из помещения!