порядке вещей.

– Нас здесь двое, – сказал Хургин. – Можем говорить откровенно. Вы-то сами верите?

– Во что?

– В болезнь Козлова.

– Я не могу сказать ни да, ни нет.

– Но медикаментозное лечение уже начали.

– А почему бы и нет? Обычная практика.

Он чего-то недоговаривал, и Хургин это чувствовал.

– Он абсолютно здоров, – сказал Хургин.

– Абсолютно? – прищурился завотделением. – Ой ли?

– Странности в поведении есть, – вынужден был отступить Хургин, – но это никак не шизофрения.

– Вот мы и разбираемся.

Вика была права. Козлов отсюда не выйдет. С ним доразбираются, пока он окончательно не сойдет с ума. Его сломают и уж потом будут лечить основательно.

– Послушайте! – с жаром заговорил Хургин, склоняясь над коротышкой доктором. – Он нормальный человек! Поверьте!

– Я верю не словам, а тому, что вижу своими глазами. Нормальный, ненормальный – это все очень субъективно. Только время способно нас рассудить.

Он прав. Именно время – их главный союзник. Через месяц-другой они доломают Козлова. И тогда к ним не будет совсем никаких претензий.

Большаков был холодно-неприступен. Пропуск Хургину он, правда, выписал, но только и всего.

– Давненько вы ко мне не приходили с сыном, – сказал Хургин, давая понять, что прошлые обиды забыты.

– Его нет в городе.

– А где он?

– С матерью уехал к родителям.

Значит, она все-таки решилась. Хочет побороться за сына.

– Возможно, это пойдет Виталику на пользу, – осторожно сказал Хургин.

– Зачем вы ко мне пришли?

«Не хочет говорить о сыне. Перейдем к следующему вопросу».

– Что-то непонятное происходит с Козловым.

– А что с ним происходит? – спросил Большаков, изображая равнодушие.

– Не с ним самим, а вокруг него, – поправился Хургин. – Какая-то непонятная возня.

– Я не в курсе. И вообще мы этим делом больше не занимаемся.

– Чем не занимаетесь – убийствами? – не поверил Хургин.

– Убийствами занимаемся. Но Козлова из числа подозреваемых исключили. С ним теперь врачи общаются.

– Но они не должны этим заниматься!

– Почему?

– Он не болен!

– Кто не болен? – изобразил непонимание Большаков.

– Козлов.

– Это не я решаю.

– А кто?

– Врачи, естественно. Они вот мне заключение выдали. – Большаков похлопал ладонью по картонной папке. – Почему же я должен им не верить?

– А вы сами в это верите?

– Во что?

– В болезнь Козлова.

– На мой непросвещенный взгляд, он действительно имеет повадки психа. Таких в старину называли блаженненькими.

Это было произнесено почти насмешливо. Куражился Большаков. Он сейчас себя чувствовал очень уверенно.

– Вы все его гробите, – сказал Хургин. – Бессмысленно и беспощадно.

– Он получил то, что заслужил.

– Такого он не заслужил.

– Я вам одну вещь скажу, доктор. Только вы моих слов никому не передавайте и на меня не ссылайтесь. – Большаков смотрел на собеседника устало-печально. – Козлов каким-то образом участвует во всем этом кошмаре. Мы, милиция, бессильны против него. Не можем ничего доказать. Понимаете? Он сидит в камере в момент убийства, в том-то вся и штука. Но он связан с этим делом, и даже вы не станете отрицать этого. Он опасен. Сам по себе опасен, от него исходит зло, которое я, например, ощущаю почти физически. Такого человека нельзя отпускать к людям. И если мы не можем изолировать его через суд, то пусть это сделают хотя бы врачи.

Теперь все вставало на свои места. Логично, страшно и неотвратимо.

– Вы договорились с врачами? – спросил Хургин.

– Я ни о чем с ними не договаривался. У нас своя работа, у них – своя. Они просто выполняют свой долг.

– Они искалечат жизнь человеку.

– Но зато обезопасят других людей.

И опять – логично, страшно, неотвратимо.

– А тот, настоящий убийца, будет тем временем убивать, – сказал Хургин.

– Мы его поймаем в конце концов, – пообещал Большаков.

– Так все-таки не Козлов убийца? Значит, и вы понимаете это?

– Понимаю, – спокойно ответил Большаков, – но это ничего не меняет. Для Козлова, по крайней мере.

Профессор Вольский читал лекцию, и Хургину пришлось ждать старика на кафедре. Доктора Вольский узнал, но не улыбнулся приветливо, лишь сухо поздоровался и пригласил в преподавательскую комнату.

– Я пришел к вам за помощью.

– За помощью? – удивился профессор. – Чем же я могу вам помочь?

– Не мне. Олегу Козлову.

Вольский бросил на заваленный журналами стол свой старый портфель и тяжело, со вздохом опустился на стул.

– Олег в больнице.

– Да, я знаю, – кивнул Вольский. – Все-таки вы его туда упрятали.

– Кто это – мы? – не понял Хургин.

– Врачи. Вы ведь врач? Я не ошибаюсь?

– Не я ему ставил диагноз.

– А что за диагноз, кстати?

– Шизофрения.

Вольский поднял свое розовое лицо.

– Чушь! – сказал отрывисто.

– Согласен с вами.

– Согласны? – удивился Вольский.

В его взгляде Хургин читал недоверие и, чтобы растопить разделяющий их лед, сказал:

– Олег не болен. Это я вам как врач говорю.