себе тревогу, она совсем его покинула. Ушла, и даже следа не осталось.

Одну за другой они выпили две бутылки водки и приступили к третьей. Козлов уже рассказал о себе, о диссертации, которую пишет. Офицеры смотрели на него уважительно, и их внимание, внимание уверенных в себе людей с обожженными степным солнцем лицами, ему льстило.

За окном уже стемнело. Воздух вокруг Козлова плыл, и лица офицеров стали размытыми.

– Мы ночью приезжаем? – спросил Костя.

– Ночью, – подтвердил Козлов, и веки сомкнулись непроизвольно.

– Так, может быть, поспишь?

– Чего уж там спать. Я посижу, мне с вами хорошо, ребята.

Но сил у него уже не оставалось, и через час его уговорили лечь на верхнюю полку. У офицеров еще была бутылка водки, и они бодрствовали. Уже за полночь Козлов начал метаться на полке и скрипеть зубами. Он спал очень беспокойно, и Костя дважды, поднявшись со своего места, похлопывал спящего Козлова по груди и приговаривал:

– Ну что ты, в самом деле! Успокойся!

Козлов затихал ненадолго, после чего все повторялось. За час с небольшим до прибытия поезда к месту назначения Козлов вскрикнул и заметался. Майор с силой встряхнул его.

– Вставай! – сказал он. – Подъезжаем! Все равно это не сон.

– Перебрал он вчера, – сказал один из его спутников. – Нельзя ему было столько пить.

Козлов открыл глаза и посмотрел на майора полным сумасшествия взглядом.

– Что, плохо? – сказал понимающе Костя. – Душно в купе, плохо спится.

– Да, душно, – ответил хрипло Козлов.

Он беспокойно озирался и выглядел неважно.

– Может быть, водички? – предложил майор.

– Хорошо бы.

Козлов принял из рук офицера стакан с водой и заглотнул с жадностью. Зубы его громко стучали о стекло.

– Ты не приболел? – спросил Костя.

– Не знаю.

– А то ты какой-то бледный.

Козлов промолчал, и его оставили наконец в покое. Он лежал неподвижно на верхней полке и остановившимся взглядом безумно рассматривал потолок. Когда поезд подошел к перрону, Козлов спустился вниз и стал собираться, стараясь ни с кем не встречаться глазами.

Выходя из купе, попрощался со всеми торопливо и сухо и вышел, так и не согнав с лица тревожного выражения.

Была ночь. На такси денег у Козлова уже не оставалось, и он до наступления утра проспал в пыльном неуютном здании вокзала. Под самое утро к нему подошел дежуривший в зале милиционер и попросил предъявить документы. Козлов протянул ему паспорт, обнаружив при этом, что его собственные руки дрожат и плохо ему повинуются. Но милиционер этого, похоже, не заметил, проверил документы и ушел, не сказав Козлову ни слова.

Дома Козлов швырнул свою сумку в угол и, как был одетый, упал на диван. Он был в отчаянии. Все повторялось с ним, и вчерашнее облегчение, когда он думал, что все уже позади, теперь казалось ему сном. То был хороший сон, но, как и всякий сон, он прошел. Козлов открыл глаза и с ужасом обнаружил, что для него лично ничего не изменилось.

Зазвонил телефон. Козлов вздрогнул от неожиданности и снял трубку. Это была Вика.

– Куда ты пропал? – спросила она. – Я тебе звонила.

– Приезжай ко мне! – сказал торопливо Козлов, словно боялся, что она его не дослушает. – Мне очень нужно, чтобы ты приехала!

– А что случилось? – озаботилась Вика.

– Ничего! Приезжай!

– Мне на работу через час.

– Приезжай! – взмолился Козлов.

– Хорошо.

Как ему показалось, она ехала целую вечность, он уже и надежду потерял, и вдруг – звонок в дверь.

– Ты еще дольше не могла ехать? – сказал Козлов зло, увидев Вику на пороге.

Он и сам поразился вспыхнувшему в нем неожиданно озлоблению. Вика бросила на него быстрый взгляд и промолчала.

– Извини, – пробормотал Козлов.

Он собирался просить у нее прощения за прежние вспышки своего гнева, а вместо этого повторял ошибки.

– Тебя не было, – сказала Вика.

– Я уезжал.

– Куда?

Козлов хотел сказать, что в Челябинск, но вовремя остановился. Он не знал, как объяснить Вике, для чего ему был нужен Челябинск. Она вряд ли поняла бы его.

– Так, в одно место ездил, – сказал Козлов, – на один день.

– А я уже думала – не случилось ли чего.

Она, конечно же, имела право так думать. Он вел себя очень странно в последнее время.

– Нет, все нормально, – сказал Козлов. – Ты позавтракаешь со мной?

– Я завтракала.

– Хотя бы кофе давай попьем.

– Хорошо. Тебе кофе не помешает, я думаю.

– Почему? – смутился Козлов.

– Ночь у тебя, кажется, была беспокойная. И спиртным от тебя попахивает.

– Попутчики такие попались, – еще больше смутился Козлов, ощущая себя нашкодившим мальчишкой.

Кофе ему действительно помог. Одним своим запахом придавал сил.

– Такая жуткая история, – сказала Вика, задумчиво глядя на поднимающийся из чашки дымок.

– Ты о чем?

– У нас в соседнем доме человека убили. Даже двоих. Я сейчас, когда к тебе шла, видела, как выносили из подъезда.

– Ночью убили?

– Говорят, что да. И совсем молодые оба. Мужчине лет сорок или сорок пять, и еще девушка была, говорят, но ее еще раньше увезли. У мужчины лицо кровью залито. – Вику даже передернуло от этих воспоминаний. – Его накрыли простыней, а ветерок подул и приоткрыл лицо. Оно совершенно белое, с синевой даже.

– И черные, смоляные усы.

– Да, черные усы…

Вика вдруг вскинула голову и посмотрела на Козлова остановившимся взглядом. Козлов, вмиг побелевший, сидел перед ней, и у него подрагивала нижняя губа.

– Откуда ты знаешь об этом? – спросила Вика.

Козлов замотал головой и закрыл лицо руками.

– Это сегодняшней ночью произошло? – спросил он.

– Да.

– Я все это видел, – сказал Козлов. – Я все это видел! Видел!

Последние слова он уже прокричал. Это было похоже на истерику.

– Сегодня ночью! В поезде! Во сне! Это все я сделал!

– Что ты сделал? – переспросила Вика.

Она выглядела испуганной.