– В машину его!

Сам обернулся к Кириенко:

– Узнал?

– Да, – почти беззвучно ответил тот.

– Ползунов?

– Да.

– Ты по его душу приходил?

Молчание. Хатыгов подошел к лежащему на полу человеку и остановился. Его кованые ботинки находились в нескольких сантиметрах от лица Кириенко.

– Ну? – сказал нетерпеливо Хатыгов. – Я жду. За что его мочить собрался?

– Денег требовал.

– Ползунов?

– Да.

– Что это он к старым своим рэкетирским замашкам вернулся? А? Или за тобой долги были?

Молчание.

– Скорее! – торопил Хатыгов. – У меня времени на беседы с тобой нет совсем. Пока до Москвы доберусь, уже и ночь наступит. Что же мне – в полночь ужинать придется?

Переступил с ноги на ногу. Стальные подковы звякнули по полу.

– Жорж претензии ко мне имел, – сказал Кириенко.

У него обильно шла изо рта кровь, и ему трудно было говорить. Хатыгов положил палец на спусковой крючок. Ствол его автомата смотрел лежащему в лицо.

– Не имеете права убивать! – крикнул Кириенко. – Только по суду!

– Ты про суд-то забудь. У нас все по упрощенной процедуре, – сказал Хатыгов и выстрелил.

Он вышел из дома, обогнул сарай и оказался в соседнем дворе. Ползунова уже погрузили в фургон. Никто не снимал бронежилеты и шлемы, так было заведено – пока захваченного не доставят на место, считается, что операция не завершена. Из дома выглянул Александр Борисович. Хатыгов щелкнул пальцами, подзывая его к себе.

– Шурик! Там четыре трупа, – показал себе за спину.

Александр Борисович потемнел лицом и сказал, не сдерживаясь:

– Тоже мне профессионалы, черт бы вас побрал!

Его можно было понять – Хатыгов прилетел и улетел, а местным теперь с четырьмя жмуриками возиться.

– Брось, не обижайся, – сказал примирительно Хатыгов. – Не все они на нас. Там разборки какие-то были, двух женщин бандиты прикончили, а тут мы. Ну и постреляли малость. Я тебе рапорт из Москвы по факсу передам.

– «По факсу»! – передразнил Александр Борисович и зло сплюнул.

Хатыгов снял шлем, швырнул его в фургон, запер двери и, как был в бронежилете, сел в кабину, рядом с водителем.

– Едем! – сказал.

Александр Борисович стоял посреди двора с потерянным видом.

– Ты своих вызывай, Шурик! – напомнил ему Хатыгов. – Тебе еще трупы вывозить.

– Пошел ты к черту! – взорвался Александр Борисович. – Вот за что я вас, москвичей, всю жизнь ненавидел – так это за спесь. Приедут, наследят и укатят. А мы потом после них дерьмо разгребаем!

Хатыгов вздохнул:

– Ты не прав, Шурик. Хотя что я тебе буду объяснять?

Не любил Хатыгов объяснять. Привычки такой не было.

Выехав на проспект, Виталий Борисович бросил взгляд в зеркало заднего вида. Машина охраны не отставала, шла, как приклеенная.

– Не надоело тебе этот хвост за собой таскать? – спросил Виталий Борисович у Бородина.

– Без этого хвоста я головы могу лишиться.

– Не лишишься, – засмеялся Виталий Борисович. – Некому за тобой охотиться. Взяли мы твоего киллера.

– Взяли? – резко развернулся Бородин.

Виталий Борисович кивнул и показал рукой куда-то вперед, вдоль проспекта, по которому в обоих направлениях шел сплошной поток машин.

– К нему сейчас едем, я для того тебя и потревожил. – Повернулся к собеседнику, смерил испытующим взглядом. – Хочется взглянуть?

Бородин поежился. Виталий Борисович засмеялся:

– Да ты его не бойся. С ним Хатыгов, а Хатыгов дело знает.

– Да, костолом изрядный.

– Кто?

– Хатыгов.

– Он не костолом, Андрей. Просто у него работа такая. Ползунова, то есть Рябова твоего, взял без единой царапины, и это, заметь, в условиях жуткой конкуренции.

– Я не понял вот это – про конкуренцию.

– А там, кроме Хатыгова, еще были желающие с Ползуновым посчитаться. Дружки его прежние, что-то они там не поделили и на Ползунова в его же доме устроили засаду. Когда Хатыгов туда заявился, напоролся на эту засаду и одного из своих при этом потерял.

– Убили?

– Убили, да. Выстрелили в лицо, там такое пуленепробиваемое прозрачное забрало, что если стрелять в упор, оно не выдерживает, рассыпается на осколки, у парня того несчастного, говорят, вместо лица было месиво…

– Жаль! – вырвалось у Бородина. – И чего они полезли, надо было дать возможность тем, кто в засаде, самим с Ползуновым разобраться.

– Да ты что! – Виталий Борисович даже руками всплеснул, отпустив на мгновение руль. – Они бы из Ползунова сделали фарш! А он нам нужен живой.

– Зачем?

– Мы его допросить должны. Узнать все детали покушения на Григорьева. Это же «висяк», нераскрытое преступление.

– Как будто сейчас все преступления раскрываются!

– Это должно быть раскрыто.

– Команда такая была?

– Команда, – кивнул Виталий Борисович и так закручинился, что ясно стало – не сносить ему головы, если в деле об убийстве Григорьева все не будет по полочкам разложено. Попечалился, вздохнул.

– Я-то вам зачем? – спросил Бородин.

– Мы тебя ему покажем. Пусть опознает.

– Меня?

– Кого же еще? Его на тебя выводили, он тебя должен знать.

Опять вздохнул.

– Сейчас он, правда, ни черта не знает.

– Почему?

– Потому что он Ползунов. Рэкетир-убийца. И не знает ни Бородина, ни Григорьева, ни Даруева – начальника своего по линии гэбэ.

– Так это все правда – про память? То, что доктор Морозов рассказывал.

– Похоже, что да. Что-то с этим Ползуновым-Рябовым случилось. После аварии, о которой рассказывал гэбист. Мозги у него теперь набекрень, ничего из прежней жизни не помнит.

– Что теперь делать?

– Не знаю. Морозов над ним колдует сейчас…