– Какая авария? – не понял Виталий Борисович.

– Мы ехали с Рябовым в машине и врезались в грузовик.

– И что?

– Он был без сознания.

– Рябов?

– Да, Рябов. Он вылетел через лобовое стекло, сильно порезал лицо и вообще не приходил в себя. Над ним колдовал доктор…

– Какой доктор? Фамилия!

– Гаврилов.

– А фамилия Морозов вам о чем-нибудь говорит?

Морозов вздрогнул и сжался.

– Нет.

– И не слышали ни разу?

– Нет.

– Подумайте хорошенько, – предложил Виталий Борисович. – Морозов работал с Рябовым.

– С Рябовым работал Гаврилов.

– С самого начала?

– Нет. Он появился в учебном центре незадолго до меня. Опередил на неделю или две.

– А раньше? Кто с Рябовым до Гаврилова работал?

– Этого я не знаю. Я же говорил вам – секретность была полная. Я принял Рябова от Гаврилова, от кого его Гаврилов принял – я не знаю.

– А Гаврилов знает?

– У него уже не спросишь.

– Почему?

– Он мертв. Рябов убил его.

– Как это случилось?

– Не знаю. Рябов был без сознания. Доктор им занимался. И вдруг – Рябова нет, доктор лежит мертвый.

– Умер, что ли?

– Ага, умер. Ему в глаз кто-то вонзил карандаш.

– Бр-р-р, – сказал Виталий Борисович. – Какие варварские методы. Кто бы это мог сделать? Рябов?

– Вполне.

– Разве он такой жестокий?

– Он у меня убил инструктора рукопашного боя.

– То есть как – убил?

– Свернул ему шею. Буквально.

– Он что – не в своем уме?

– Нет, просто раньше, еще до того, как я им стал заниматься, он подобное проделывал не раз.

– Убивал инструкторов, что ли?

– Почему же инструкторов? По его словам, против него выставляли каких-то людей, которых он имел право убить. Это были смертники, наверное. Люди, приговоренные к смерти.

– Из тюрьмы?

– Ну, наверное.

– А так делают?

Пауза.

– Так делают?

– Бывает.

– Ну хорошо, – вздохнул Виталий Борисович. – Это интересно – то, что вы нам рассказали. Но теперь к самому главному переходим. Где же все-таки Рябов?

– Я не знаю.

– Не шути с нами, не надо.

И снова пощечины. Допрашиваемый всхлипнул. Парень, сидевший напротив Морозова, отвлекся на мгновение, и Морозов обернулся. То, что он увидел, было неожиданно и страшно. Хатыгов не давал пощечины, а бил сидевшего перед ним человека кулаками в лицо. Лицо у того, на табурете, было уже не белое, а красное, и какое-то неровное, словно неумелый гример наложил ему красную краску не равномерно, а комьями, и в следующий миг до Морозова дошло, что это за комья – лицо человека было разбито, перепахано, и говорил-то он со странным, показавшимся поначалу Морозову издевательским, причмокиванием, потому что и губы у него были разбиты, порваны, и все это произошло при нем, при Морозове, а он все это время сидел бессловесным болваном. Он вскочил, парень, его страж, тоже запоздало поднялся, но Морозов его оттолкнул, выбежал за дверь и пошел торопливо прочь. Не знал, куда идет, одна мысль была – подальше уйти от страшного места. Он понимал, что так просто его не пустят, и не ошибся. Сзади послышались шаги нагоняющего его человека. Морозов обернулся, чтобы встретить своего преследователя лицом к лицу. Это был Виталий Борисович.

– Что же вы? – сказал тот, с вниманием и тревогой всматриваясь в лицо Морозова. – Мы с вами так не договаривались.

– А как мы с вами договаривались? – зло спросил Морозов.

– Ну напрасно вы так разнервничались.

Виталий Борисович разговаривал с Морозовым как с маленьким, но цену этого участия доктор знал. Он вдруг увидел Хатыгова. Тот неспешно шел от сарая в их сторону и что-то делал со своими руками. Они у него почему-то были темные. Уж не от крови ли? Морозов, наверное, побледнел, потому что Виталий Борисович спросил у него обеспокоенно:

– Вы не очень хорошо себя чувствуете?

Морозов, не ответив, развернулся и быстро пошел прочь, но Виталий Борисович нагнал его и сказал:

– Не уходите, ну что вы в самом деле.

И даже попытался Морозова задержать, но доктор резко обернулся и ударил Виталия Борисовича в лицо. Лицо у него было до приятности мягкое, и кулак Морозова окунулся в эту мягкость. Виталий Борисович упал.

– Мразь! – сказал Морозов и пошел прочь.

Он видел, что Хатыгов уже совсем близко, и внутренне сжался, но не позволял себе побежать. Хотел быть сильнее их.

Хатыгов нагнал его неожиданно быстро. Не окликнул, а просто положил руку на плечо. Морозов на эту руку скосил глаза, вздрогнул и остановился. Теперь он понял, почему руки Хатыгова показались ему темными. Они были в перчатках. Черные кожаные перчатки с металлическими шипами с внешней стороны. Эти шипы легко рассекают кожу. Хорошая придумка. Морозов обернулся, окатив Хатыгова ненавистью своего взгляда, но тот нисколько, кажется, не испугался.

– Я ненавижу вас! – сказал Морозов. – За вашу низость, за вашу животную жестокость. За то, что люди для вас – всего-навсего мясо, за то, что ударить и убить для вас…

– Это вы о Даруеве печалитесь? – прервал его Хатыгов.

Он говорил внешне бесстрастно, но что-то там, внутри его, происходило:

– Он не стоит того, поверьте.

– А кто решает это? Вы?

– Ну почему же я? Есть кому решать. А я лишь исполнитель.

– Палач, – подсказал Морозов.

– А вы не любите таких, как я, похоже.

– Я вас ненавижу.

– Я всегда удивлялся таким людям, как вы. Все у вас гладко и красиво, и нет проблем. То есть проблемы есть, но вы их не видите, не хотите видеть, отворачиваетесь. А зло рядом. От того, что вы зажмурились, оно не исчезло. И кто-то с этим злом должен иметь дело.