Пара-тройка трупов, конечно, есть, но к Тропинину их не привяжешь, а у него на руках – все документы на владение землей. И ни к чему не придерешься.

– Вы это серьезно? – закручинился мой собрат по несчастью.

– Более чем! – вздохнул я.

– Наталья где?

– Думаю, что в безопасности.

– А вы про Тропинина поняли когда?

– Недавно. Когда узнал, что Наталья унаследует миллион. Я понял, что жить ей осталось совсем недолго.

– Почему?

– Ну как ты себе представляешь? – вяло отозвался я.

– Я все равно не понимаю, – проявил настойчивость Никита.

– Мать-одиночка, – сказал я. – Из Челябинска. И вдруг такое счастье привалило – миллион баксов. Тут одно из двух. Либо про баксы – это все вранье. Либо это правда, но миллион тогда отнимут. А иначе это просто сказка. Ты в сказки веришь?

– Нет.

– То-то и оно.

Машина переваливалась на ухабах, и нас швыряло друг на друга. Видимо, наши бандюки пробирались лесом и никак не решались выехать на шоссе.

– Евгений Иванович! – сказал Никита. – Я вам хотел сказать… Вы помните, я вам говорил, что видел призрак?

– Помню.

– Я не видел.

– А зачем сказал? – сумел я удивиться.

– Чтобы вы поверили.

– В призрак?

– Да.

– Погоди-ка, – пробормотал я.

Я дозревал. Но он меня опередил.

– Я вас пугал, – сказал Никита. – Я приходил к вам в белом платье.

– Ты врешь, – не верил я.

Вы себе представляете милиционера с пистолетом и в белом платье? Тоже мне, Верка Сердючка.

– Не вру, – сказал Никита. – Я попугать хотел.

– Меня? Зачем?

– Не только вас. Вообще. И женщину эту вашу…

– Какую женщину?

– Которая у вас работает.

– Светлану?

– Да. Которая этот дом купила. Я когда узнал, что она из вашей передачи, что она розыгрыши подстраивает – я тоже захотел разыграть. Ну, такая вроде шутка. Чтобы понимала, каково оно – когда тебя разыгрывают.

– Ты мстил нам, что ли?

– Нет! То есть получается, что да. Но на самом деле нет, конечно. Это розыгрыш такой! Вы не обижайтесь только! Мне ваша передача не нравится. Не передача то есть, а то, что вы над людьми смеетесь. Дураками выставляете. Вам, может, и смешно. А им каково? Я хотел вам показать… Ну, чтобы вы тоже прочувствовали… Сейчас я понимаю, что зря я так…

Он словно извинялся.

– И еще я письма вам писал от Вероники, – признался он покаянно.

– Тьфу ты! – сказал я в сердцах. – Совсем, я вижу, ты там заскучал!

– Вы сердитесь? – вроде бы даже расстроился он.

Ребенок ребенком. Он хоть отдает себе отчет в том, что мы с ним влипли?

– Какая тебе теперь разница? – вздохнул я. – Ты зачем мне это рассказал? Исповедоваться решил?

– А я умирать не собираюсь! – тут же сообщил мне Никита. – Вы можете рукой залезть ко мне в карман?

Я развернулся спиной к нему и закованными в наручники руками стал шарить по его одеждам, пока не ощутил в ладони небольшой и, кажется, металлический цилиндр.

– Что это? – спросил я у Никиты негромко.

– Газовый баллончик. Перцовый. Мерзость редкая. Придется потерпеть.

Я слышал, как несколько раз звонил мобильник у Тропинина и как Тропинин отвечал кому-то зло и с матерком. Ехали мы без остановок. Очень долго пробирались по пересеченной местности, и я успел намять себе бока, потом наконец мы выехали на шоссе и поехали быстро и нетряско. Несколько раз над спинкой заднего сиденья возникала голова опера Миши, который хотел удостовериться, наверное, в том, что мы еще здесь и никуда не сбежали. Он нам ничего не говорил, да и нам с ним нечего особенно было обсуждать. Я ему только и сказал, стараясь при этом, чтобы нас не услышал Тропинин:

– Ты запомни! Пока мы живы – ты еще более-менее в безопасности!

Миша изменился в лице, и было видно, как крепко он задумался.

Через какое-то время, когда прошел час или около того, мы вдруг остановились, и я услышал, как Тропинин процедил сквозь зубы:

– Начинается!

Значит, мы приехали. Лежа на полу багажника, я не видел, как все происходит на самом деле, но очень живо представлял. Почти наверняка дорогу перегородили грузовиком и вперед пути нет, а если эти ловцы- охотники расторопные, то и назад сдавать уже нет смысла.

И тут же Миша подтвердил мои предположения, крикнув испуганно:

– Сзади, Борисыч! Перегораживают!!!

– А как же ты хотел, – процедил с ледяным спокойствием Тропинин, старательно гася панику своего подельника. – Они думают, что нас накрыли. Так что теперь на нервах друг у друга будем играть. Они – нас пугать, мы – их. Не дрейфь. У нас Колодин. Вырвемся.

Я воспрял духом, если честно. Приятно, черт возьми, когда твоя жизнь представляет хоть какую-то ценность. Если очень повезет, так, может быть, еще и не убьют.

Тропинин говорил в мобильник:

– Кузубов! Это ты? Ты здесь? Ты нас видишь? Ты, главное, не торопись! Хорошо? Не думай, что полковничьи погоны на нас сможешь заработать! Тут даже все наоборот, смотри, как бы под статью не загреметь! Тут вот Колодин умную вещь сказал – что, если что-то с ним случится, разбор полетов сам министр будет проводить! Так что ты думай своей лысой головой, Кузубов! Я тебе сейчас Колодина на два слова дам, чтобы ты понял, что он у нас, а после мы с тобой поговорим!

И после этого – Мише:

– На! Дай ему мобильник! На два слова!

Было слышно, как Миша пробирается к нам через салон. Когда его голос раздался над нами, я уже лежал лицом вниз – с зажмуренными глазами, не дыша – и жал на кнопку баллончика, выпуская струю перцового газа вверх.

Миша первым и пострадал. Он взвыл и отпрянул, но газ уже заполнял салон и спасения в замкнутом пространстве негде было искать. Поднялся страшный ор и мат, кричали и Миша, и Тропинин, а тут и мы с Никитой тоже наконец прочувствовали качество продукции химической промышленности и забились в своей клетке агонизирующими зверьками, и это только добавило хаоса и кошмара в нашей душегубке – и наши тюремщики не выдержали, выскочили из машины, где их и скрутили, беспомощных, как котят, а мы еще бесновались, потому что никак не могли выбраться, и даже когда подоспевшие милиционеры освободили нас из заполненного газом салона, нас еще долго корежило и выворачивало наизнанку.

Кузубов был мрачнее тучи, и даже его лысина потускнела, так мне казалось, и сейчас не блестела столь ослепительно, как обычно.