сунул ногу в стремя гнедой кобылы, и они галопом понеслись прочь от Маунт-Вернон.

Направляясь на север, через предместья Александрии, всадники избегали больших дорог и мчались по широкой дуге через поля и сады к месту сужения Потомака, где пересекли деревянный мост в нескольких милях к западу от Джорджтауна. Десять минут спустя они добрались до опушки густого леса на границе федерального округа. Геркулес осадил лошадь.

— Чего ты ждешь? — спросил его бывший Сын свободы.

Геркулес всматривался в чашу. Его всегда пугали кривые стволы деревьев и неизвестные звуки леса, пугали задолго до той жуткой ночи, когда они с генералом зарыли шар.

«Господи, только не сюда! Пожалуйста, не гони меня опять в эту чащу!» — мысленно взмолился раб.

Ему вспомнились истории об индейцах-алгонкинах, которые старик Бен Беннекер, чернокожий астроном, рассказывал генералу, когда они вдвоем по звездам устанавливали границы федерального округа. Если верить Беннекеру, задолго до европейских колонистов Нового Света алгонкины собирали большой племенной совет в лощинах леса у основания холма Дженкинса, где строили здание Капитолия. Чем индейцы занимались на своих советах, Беннекер не упоминал, но зато говорил, что археологии известно, будто алгонкины — родня древних майя и, по легенде, потомки жителей Атлантиды. Вождей племени монтоков — главного рода алгонкинов — называли «фараонами», как и их древнеегипетских собратьев десять тысяч лет назад. Беннекер сказал, что слово «фараон» значит «дитя звезд».

Холод пробирал до костей. На звездном небе тучи разошлись, обрамляя созвездие Девы. В плане новой столицы учитывалось положение созвездий, потому что Вашингтон надеялся снискать благословение Девы Марии для новой республики. Эти тайны страшили Геркулеса так же сильно, как и слова вроде «фараона» или «звездного дитя».

«Египетские пирамиды строили рабы. Может, и в Америке так будет?» — подумал Геркулес.

— Поехали дальше, — требовательно сказал бывший наемник.

Геркулес повел охранников в чащу. Звезды мерцали между деревьев, указывая извилистый путь. Несколько минут из-под копыт раздавался лишь легкий шорох палой листвы; нагие ветки стремились оцарапать Геркулеса.

— Сквозь беды, сети и силки прошел, я здесь, живой! — запел раб, повторяя любимый куплет из «Благодати Господней». — Лишь благодать со мной была и приведет домой.

Он старался не думать о потусторонних россказнях Беннекера и уж тем более о тайной пещере и спрятанном шаре, который хранил самую страшную тайну. Он пел и беспрестанно озирался — казалось, повсюду движутся тени. Неожиданно Геркулес услышал внезапный хруст ветки и остановился как вкопанный.

Он огляделся: где охрана? Сзади был лишь один всадник — бывший убийца. Под лопатку Геркулеса уперся ствол пистолета, и прозвучал голос второго офицера, бывшего Сына свободы:

— Слезай, черномазый.

Геркулес медленно спешился и повернулся. Оба офицера стояли перед ним, наставив пистолеты.

— Давай послание, — сказал убийца.

Геркулес застыл, глядя на мерцающий ствол оружия.

— Давай послание, черномазый!

Геркулес медленно вынул письмо из-под отворота сюртука и передал его бывшему Сыну свободы. Тот взглянул на документ и вручил его убийце.

— Кто такой Звездочет?

Геркулес не ответил.

— Говори, а не то мы и твою семью убьем. Начнем с двухлетней дочки. Мы знаем, она с мамашей в Филадельфии. Так я не расслышал, кто такой Звездочет?

— Я… не знаю, — ответил Геркулес.

Убийца побагровел от ярости и ткнул Геркулеса дулом в висок.

— Как не знаешь, черномазый?

— Он… он еще не род-дился. — Геркулес начал заикаться. — Он еще долго-долго не родится.

— Что ты мелешь? — Убийцы переглянулись, и Сын свободы сказал: — Снимай сюртук.

Геркулес отступил, гневно сверкнув глазами.

— А ну быстро! Не то сейчас в нем появится дырка.

Раб покачал головой, пытаясь понять, что происходит.

— А как же республика…

— Республике сегодня ночью конец, как и ее генералу, его рабу и этому Звездочету, — сказал убийца. — А теперь гони мой сюртук.

— Ваш сюртук?

— Именно так, черномазый: мой сюртук.

Геркулес внезапно успокоился — так бывало всегда в минуты большой опасности, стоило неясному страху обнажить свое лицо. Раздеваясь, повар вынул из ножен за спиной кинжал — подарок генерала — и протянул свернутый сюртук убийцам.

— Брось на землю.

С тем же успехом офицер мог попросить Геркулеса бросить на землю американский флаг. Бывший раб вкалывал как проклятый, чтобы заработать на этот сюртук, и не собирался с ним так легко расставаться даже сейчас, когда жизнь висела на волоске. Повар своими руками накормил пол-армии солдат и слишком многим пожертвовал ради детей и ради мечты генерала о свободной стране для людей всех цветов кожи и вероисповедания.

«Все, что угодно. Господи, но только не сюртук!» — подумал Геркулес.

— Последний раз повторяю, черномазый!

— Зачем же на землю, сэр? — произнес Геркулес. — Вы же не хотите испачкать свой сюртук?

Геркулес швырнул свернутое одеяние офицеру. Тот отвел руку с пистолетом в сторону, чтобы поймать сверток, а повар с разворота вспорол глотку стоявшего сзади Сына свободы — острое лезвие легко разорвало артерию, — и тут же метнул кинжал в убийцу, который держал его сюртук. Лезвие пробило грудь и отшвырнуло негодяя к стволу дерева. Пистолет выстрелил, пуля прошла мимо. Убийца осел на землю. Сквозь облачко порохового дыма, повисшее в воздухе, Геркулес подошел к предателю — у того кровь шла горлом, глаза закатились, на лице проступали страх и удивление. Повар выдернул кинжал из груди убийцы, умирающий сдавленно захрипел.

— Мой сюртук, сэр.

Геркулес вскочил на лошадь и взглянул на созвездие Девы, Пресвятой Девы Марии, что хранила его. Письмо Звездочету он спрятал в сюртук, застегнулся, пришпорил коня и ускакал в ночь — творить судьбу Америки.