1

«И вот я протомился семью долгими и медленными годами желания» (Томас Отуэй в письме мисс Барри)[66]

Звезда Дориманта взошла ненадолго. Ко времени, когда в 1676 году был написан и поставлен «Сэр Шарм Шаркун», Рочестеру исполнилось всего-навсего двадцать девять лет, но самая яркая пора его жизни уже миновала. Существование Рочестера во второй половине семидесятых больше всего походило на температурную кривую в изголовье у смертельно больного человека; правда, этот пациент видел свою кривую и понимал ее смысл. Восемнадцатилетнего героя Бергена 1665 года через каких-то десять лет осмелился обвинить в трусости (пусть и без достаточных на то оснований) не отличавшийся благородством Малгрейв. Год спустя скандал в Эпсоме и смерть Даунса позволили (вероятно, Томасу Д'Орфи) сочинить о нем такую песенку:

Расступись! Идет вояка! Грозен рык ночного льва! От вина и карт, однако, Закружилась голова. Исключением из правил Не был нынешний урок: Друга драться он заставил И, как заяц, прочь утек[67].

Молодой человек, десять лет назад пытавшийся похитить мисс Малле из-под носа у назойливых опекунов, теперь стал завсегдатаем целительных «ванн» мисс Фокар и отчаянно разочаровавшимся любовником мисс Барри.

Драматург Натаниэл Ли, через несколько месяцев после смерти Рочестера, вывел его в 1680 году в одной из пьес под именем Розидора: «Сплю я или бодрствую, но подавай мне вина, но подавай мне девок!» Однако на исходе семидесятых, предчувствуя скорую смерть (а умер поэт каких-то тридцати трех лет от роду), Рочестер не только ожесточился, но и впал в глубокую задумчивость. Возможно, самым трогательным его стихотворением является заведомо иронический «Отставной вояка» со смутными аллюзиями на битвы при Бергене и в Ла-Манше и с шумной бравадой, оборачивающейся в заключительном четверостишии грустью и горечью:

Как отставной, но бравый адмирал С огромною подзорною трубой Спешит проинспектировать со скал В морской дали наметившийся бой, Не доблести, а должности лишен, За схваткой с пониманием следя, Не отрицая, проклинает он Почетный статус бывшего вождя… Так дни мои, вне страсти и вина, В пожизненном бессилии текут И вынесла коварная волна На стылый берег старческих причуд. А все же передышка настает (Иначе б я в мученьях изошел!), Когда бутылей боевитый флот Плывет под канонаду рифм на стол. Я знаю: раны, шрамы и рубцы Не отпугнут от моря молодежь, А новобранцам я гожусь в отцы, Пусть для отцовства стал, увы, не гож. Иной и не захочет с нами плыть, Во мне дурной увидев образец, Но, чтобы жалким трусом не прослыть, Он выпьет — и сопьется под конец. А если кто другой блюдет мораль И брезгует огнем ночных атак, Я укажу ленивцу на пищаль И подскажу, куда палить — и как. Я расскажу о том, как напролом, За домом — дом, берутся города, Как стекла бьем, как дверь с петлей дерем, Каких трофеев ищем мы тогда. И, распаленный винами и мной, На приступ в первой шлюпке он пойдет — Лачуги не пропустит ни одной, Возьмет бордель и церковь в оборот. А я — в шатре бессилья своего — Благословлю безумные дела;
Вы читаете Распутник
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату