Высадив Пьера Малыша у лачуги, которую он называл своим домом, я поехал в посольство. Часовой остановил мою машину и заглянул внутрь, прежде чем пропустить меня в ворота. Я позвонил, услышал лай собаки в холле и голос Джонса — он прикрикнул на нее хозяйским тоном:

— Тихо, Мошка, тихо!

Они были одни в этот вечер — посол. Марта и Джонс, — в тесном семейном кругу. Пинеда и Джонс играли в рамс — Джонс, разумеется, выигрывал, а Марта в кресле шила. Я никогда еще не видел ее с иголкой в руках; Джонс явно привнес с собой в дом какой-то уют. Мошка сидела у его ног, словно он был ее хозяином, а Пинеда поднял на меня обиженный неприветливый взгляд и сказал:

— Вы уж нас извините, мы сейчас кончим эту partie [партию (фр.)].

— Пойдемте, поздоровайтесь с Анхелом, — сказала Марта.

Мы пошли с ней наверх, и на полпути я услышал, как Джонс говорит: «J'arrete a deux» [останавливаюсь на двух (фр.)]. На площадке мы свернули налево, в комнату, где мы в тот раз поссорились, и она весело и непринужденно поцеловала меня. Я передал ей то, что мне сообщил Пьер Малыш.

— Нет, нет, — сказала она, — это неправда. Не может быть. — А потом добавила: — Луис последние дни чем-то расстроен...

— Ну, а если все-таки правда!..

— И новому послу придется держать у себя Джонса. Не может ведь он его выгнать!

— При чем тут Джонс? Я думал о нас с тобой.

Интересно, может ли женщина спать с мужчиной и по-прежнему называть его по фамилии?

Она опустилась на кровать и с таким изумлением уставилась в стену, словно та внезапно на нее надвинулась.

— Не верю, что это правда, — сказала она. — Не могу поверить.

— Когда-нибудь это должно было случиться.

— Я всегда думала... когда Анхел подрастет и сумеет понять...

— А сколько лет будет тогда мне?

— Значит, ты тоже об этом думал, — произнесла она укоризненно.

— Да, думал, и не раз. Вот почему я и пытался продать в Нью-Йорке гостиницу. Я хотел иметь деньги, чтобы поехать за тобой, куда бы вас ни послали. Но теперь никто уж ее не купит.

— Милый, — сказала она, — мы-то как-нибудь выкрутимся... А вот Джонс... для него это вопрос жизни и смерти.

— Будь мы помоложе, и для нас это был бы вопрос жизни и смерти. Но теперь... «люди время от времени умирали, и черви ели их, но все это делалось не от любви» [У.Шекспир, «Как вам это понравится»].

Джонс крикнул снизу:

— Игра окончена!

Голос его ворвался в комнату, как непрошеный гость.

— Надо идти к ним, — сказала Марта. — Не говори ничего, пока мы толком не узнаем.

Пинеда сидел со своей противной собакой на коленях и гладил ее; она равнодушно принимала его ласку, словно он ей уже опостылел, и с идиотской преданностью смотрела на Джонса, который сидел за столом и подсчитывал очки.

— Я выиграл уже тысячу двести, — сказал он. — Утром пошлю к Хамиту купить печенье для Анхела.

— Вы его балуете, — сказала Марта. — Купите что-нибудь себе. На память о нас.

— Как будто я могу вас забыть, — сказал Джонс и посмотрел на нее так же, как на него смотрела собака с колен Пинеды — печальным, подернутым слезой и в то же время чуть-чуть неискренним взглядом.

— Ваша служба информации подкачала, — сказал я. — Хамит исчез.

— Я ничего об этом не знал, — сказал Пинеда. — Почему?

— Пьер Малыш считает, что у него слишком много друзей среди иностранцев.

— Ты должен что-то сделать, Луис, — сказала Марта. — Хамит оказывал нам столько услуг.

Я вспомнил одну из них — маленькую комнату с медной кроватью, лиловым покрывалом и жесткими восточными стульями, выстроенными у стены. В те дни нам жилось беззаботнее, чем когда бы то ни было.

— Что я могу сделать? — сказал Пинеда. — Министр внутренних дел примет у меня парочку сигар и вежливо сообщит, что Хамит — гаитянский гражданин.

— Будь у меня моя рота, — заявил Джонс, — я прочесал бы весь полицейский участок, пока не нашел бы Хамита.

Я и мечтать не мог, что он так легко попадется; Мажио сказал: «Хвастуна легко поймать на слове». Джонс при этом взглянул на Марту с выражением юнца, который напрашивается на похвалу, и я сразу представил себе семейные вечера, когда он развлекал их рассказами о Бирме. Юнцом его уже, правда, нельзя назвать, но все-таки он моложе меня лет на десять.

— Там много полицейских, — сказал я.

— Дайте мне пятьдесят обученных мною солдат, и я захвачу всю страну. Японцев было куда больше нас, и они умели воевать.

Марта направилась к двери, но я ее остановил:

— Пожалуйста, не уходите.

Она была мне нужна как свидетельница. Она вернулась, и Джонс, ничего не подозревая, продолжал:

— Конечно, сперва они заставили нас драпануть в Малайе. Мы тогда и понятия не имели о партизанской войне, но потом освоили эту науку.

— Уингейт... — подзадорил я его, боясь, как бы поток хвастовства не иссяк раньше времени.

— Он был из лучших, но я мог бы назвать и другие имена. Да я и сам выкидывал фортели, за которые краснеть не приходится.

— Вы ведь чуете воду издалека, — напомнил я.

— Ну, этому мне учиться не пришлось, — сказал он. — Это у меня врожденное. Знаете, еще в детстве...

— Какая трагедия, что вы тут заперты в четырех стенах, — прервал я. Детские воспоминания могли увести нас слишком далеко. — Здесь в горах есть люди, которым так не хватает военных знаний. Правда, там Филипо.

Наш дуэт разыгрывался, как по нотам.

— Филипо! — воскликнул Джонс. — Да он же сопляк! Знаете, он ведь приходил ко мне. Просил, чтобы я обучал их военному делу... Он мне предлагал...

— И вы не соблазнились?.. — спросил я.

— Конечно, это было заманчиво. Как вспомнишь славные боевые деньки в Бирме... Словом, вы меня понимаете. Но тогда, старик, я ведь был на государственной службе. Я их в то время еще не раскусил. Может, я и наивен, но я требую от людей только одного — прямоты... Словом, я им верил... Знал бы я тогда то, что знаю сейчас.

Интересно, как он объяснил свое бегство Марте и Пинеде. Очевидно, сильно приукрасил историю, которую рассказал мне в ту ночь.

— Как обидно, что вы не пошли тогда с Филипо, — сказал я.

— Обидно для нас обоих, старик. Я вовсе не хочу умалять достоинств Филипо. Он человек храбрый. Но будь у меня возможность, я бы из него сделал первоклассного партизанского командира. Налет на полицейский участок — чистая самодеятельность. Он дал удрать большинству полицейских, да и оружия захватил всего...

— А если бы сейчас появилась возможность?..

Даже неопытная мышь и та не кинулась бы так опрометчиво на запах сыра.

— Ну, сейчас меня не надо было бы уговаривать, — сказал он.

— Если бы мне удалось устроить вам побег... чтобы вы присоединились к Филипо?

Он почти не колебался — ведь на него смотрели глаза Марты.