— Ты права. Я беззащитна, — сказала Ева. — Мне сказать нечего. Я молчу.

— О, господи! — вздохнула Джесси, расстроенная равно как смущением подруги, так и ее угловатым вмешательством. — Простить тебя, что ли?! Ты что ему написала?

— Не больше того, что есть. Неужели тебе жаль жемчужин?

— Представь: да!

— Это похоже на тебя.

— Ну, ты не смеешь так говорить!

Но ссоры не произошло, потому что пришел Готорн, с самого начала принимавший деятельное участие в конспирациях Джесси.

Узнав, что случилось, он стал наставлять юную женщину именно так, как это хотелось ей услышать.

— Я безусловно сочувствую вашему мужу, — говорил Готорн. — Надо правильно взглянуть на него. Он представляет собой редкое ископаемое. — отпечаток раковины в куске фосфорита, — чистый, твердый человек. Он человек деятельный. Дым его жертвы равен блеску наших неосуществленных жемчужин. Ему просто надо помочь. Мой старый школьный товарищ Гракх Батеридж устраивает конный завод, а так как вы говорили, что ваш муж хорошо знает лошадей и любит их, я считаю, что, при его согласии, место управляющего заводом будет оставлено ему. Этим все и решится.

— Благодарю вас, — сказала Джесси. — Я виновата.

— В чем вы виноваты, дружок?

— Не знаю. — Она вытерла проступившие в глазах слезы. — Чувствую, что виновата. А может быть — нет.

— Наверное, не виноваты ни в чем. Однако я слышу шаги; это идет ваш покупатель с нотариусом.

Голландец был неприятно поражен, когда Джесси, едва ответив его приветствию, поспешно сказала:

— Дом больше не продается. Я его не продаю. Я раздумала.

— Так, — сказал толстый, черноволосый человек, садясь и плавно осматривая присутствующих поверх скрывающего нос платка. Посморкавшись, он шумно задышал и взглянул на нотариуса, оживленная улыбка которого приняла официальный оттенок. «Настало время шутить», — подумал Ван-Гук и сказал:

— «Сердце красавицы — как ветерок полей!?»

— Вы должны меня извинить, — твердо заявила Джесси, уже оправясь, — я сговаривалась серьезно, но обстоятельства, незадолго до вашего появления, изменили мое решение. Что я могу сделать?!

— Цена, предложенная мной, была, сознаюсь, несколько низка. — Ван-Гук стал часто дышать. — Я предлагаю вам высказаться в смысле ваших желаний.

— Она совершенно серьезно отказывается продавать дом, — сдержанно вмешался Готорн. — Дом остается в ее руках.

Голландец, сильно и зло покраснев, пристально всмотрелся в Готорна и неожиданно встал. Слегка качнувшись, что означало сухой общий поклон, Ван-Гук и, вместе с ним нотариус, вышли, сопровождаемые общим молчанием.

— Он обиделся, — сказала Джесси тихо, — действительно, вышло это не совсем красиво.

— Ничего особенного, — возразил Готорн, — уверяю вас, что этот прожженный делец рассердился не на меня и не на вас, но только на «внезапное обстоятельство». Ван-Гук привык ездить по гладким рельсам. «Неожиданное обстоятельство» для него есть неприличие, срам. Но вас, Джесси, он будет теперь глубоко уважать, — вы оказали неодолимое сопротивление, а он к этому не привык.

Итак, голландец остался без дома, Джесси — без ожерелья, а Детрей — без службы.

На другой день вечером Джесси приехала в Покет. Описание встречи ее с мужем не произвело бы того впечатления, какое могло быть, если бы читатель был очевидцем встречи, и мы оставляем эту возможность не тронутой. Тем подтверждается все более укрепляющееся в Европе мнение, что читатель есть главное лицо в литературе, а писатель — второстепенное. Против такой идеи нечего возразить, она помогает пищеварению.

На лисском кладбище, несколько сторонясь от других могил, стоит высокая мраморная плита, уже обвитая дикими розами, в тени двух деревьев. Она ограждена черной решеткой с позолоченными железными листьями. Кроме имени «Моргиана Тренган», на плите этой нет никакой надписи. Но это имя есть, в то же время, единственная возможная сентенция.

Вскоре после смерти Моргианы на ее могилу явилась деревенская девушка. Она странно держала голову, как будто движение головой причиняло боль в шее, и положила к плите полевые цветы, помня с горячей благодарностью те десять фунтов, которые получила она от умершей в возмещение удара камнем.

Вот и все; немного — или много? Как кому нравится.

20 апреля 1928 года.

Феодосия.