же чудовища, каждый из них. А на задницы их мамаш не успел посмотреть? Здесь всем детям по году. Как они могли не сбросить вес за целый год? Получается, что я идеалистка? Ты думаешь, я смогу потом похудеть? А эта беременная? Ты ее видел? Она жутких размеров. Это разве нормально? Как мог ребенок весом в три килограмма сделать ее такой жирной? Я этого не выдержу. А ее платье? – Я гневно тыкаю в него пальцем. – Если это и есть одежда для беременных, то у нас будут серьезные проблемы, потому что я лучше вообще к чертям собачьим из дома выходить не буду, чем напялю на себя палатку, канающую под платье. – Слезы уже льются ручьем. – Как ты мог со мной такое сделать? – ору я. – Это все ты виноват. Я теперь буду страшной жирной коровой
Эндрю смотрит на меня, и я вижу в его глазах немой вопрос:
– Во-первых, не может быть, чтобы хоть одна из этих женщин была до родов такой же стройной, как ты. А если и была, значит, она не отнеслась к этому серьезно и наверняка всю беременность ела все, что захочется. Ты ешь здоровую еду, следишь за калориями, зарядку делаешь, а когда родишь – сядешь на диету, займешься собой, и все будет как прежде.
Я начинаю думать, что в этом есть смысл. Бегать я не перестала, и правило «три-тысячи-лишних- калорий-в-день» соблюдаю почти всегда. Однако, начиная с этого момента, надо быть поосторожнее. Мне уже немного неловко за обвинения в разрушении моей жизни. Я выпячиваю нижнюю губу и хлюпаю носом, что, как я надеюсь, должно сойти за проявление угрызений совести.
– А беременные платья? – всхлипываю я. Эндрю с облегчением наблюдает, как возвращаюсь прежняя я, и улыбается:
– Не может быть, чтобы все беременные платья выглядели исключительно так. Мадонна была беременна, Сара Джессика Паркер была беременна, куча знаменитостей были беременны и при этом выглядели шикарно. А если ты не найдешь одежды, которая тебе понравится, мы просто пойдем и сделаем тебе на заказ, хорошо?
Если вы хотели спросить, почему я вышла замуж за Эндрю, то именно поэтому. Любой другой мужчина выкинул бы меня из окна десять минут назад, но Эндрю попросту потворствует моим приступам бешенства. Иногда я думаю, что это его тайная страсть. Я еще раз всхлипываю.
– Ты обещаешь?
– Обещаю.
– Ладно, – говорю я, вытирая слезы. – Мне уже немножко получше. Пойду найду Джули.
– Хорошо. А я пойду еще посмотрю на телепузика. Мы тут поспорили, сколько он еще продержится, пока не отключится по такой жаре.
Я награждаю его поцелуем в щечку и направляюсь обратно к дому. Когда я нахожу Джули на кухне, она тут же набрасывается на меня.
– Вот ты где, – говорит она. – Я тебя везде искала. Ребеночек уже здесь.
Глядя на ее сияющее лицо, можно подумать, что Элвис вернулся. Она хватает меня под локоток и тащит в укромную комнатку, где на кушетке в одиночестве сидит женщина и. сторожит переносное детское сиденье для машины.
– Лара, это подруга моей сестры, о которой я тебе говорила, у нее недавно родился ребеночек. – Она так артикулирует слово
Пока Джули квохчет над ним, я окидываю ее подругу
Фу, да тут требуется не только маникюр, но и педикюр.
Джули точно говорила мне, как ее зовут, но я уже забыла, а сама Джули оставила нас в комнате и помчалась фотографировать именинницу. Значит,
– Ух ты, – говорю я, глядя на детское сиденье. – Поздравляю вас. Джули сказала, что ему шесть недель. Это так здорово.
– Спасибо, – говорит она. – Это действительно здорово.
Повисает неловкая пауза, а потом она наклоняется ко мне и тычет пальцем в мой живот:
– У вас, я слышала, тоже пирожок в печке сидит! Джули я все-таки убью, и никто меня не остановит, разве что я сама сдохну раньше. Но только я собираюсь соорудить соответствующее ситуации выражение лица, как ребенок начинает извиваться словно червяк и верещать. Похоже, дух Беременного Словоблудия решил сегодня меня не трогать.
Я наклоняюсь над детским сиденьем и заглядываю внутрь, но как только отпрыск Не Такой Как Я видит меня, он начинает визжать, будто ему иголки в глаза втыкают. Интересно, его прыщик напугал или я сама? Я поворачиваюсь к Не Такой Как Я.
– Это из-за меня, да? – спрашиваю я. – Дети, они ведь как собаки – ну, знаете, чувствуют, когда их боятся?
Не Такая Как Я смеется:
– Что вы, конечно нет. Он просто голодный, вот и все.
– А-а-а, – говорю я.
Она вынимает ребенка и кладет к себе на колени, а я вежливо интересуюсь, не нужна ли ей помощь.
– Нет, спасибо, – говорит она. – Ничего не нужно. У меня все при себе.
Она начинает возиться со своей футболкой, и я только сейчас замечаю, что у нее на груди два больших кармана. К моему полнейшему ужасу, Не Такая Как Я залезает внутрь левого кармана и выуживает оттуда самый огромный, самый коричневый сосок, который я когда-либо видела у человека или у животного. Без тени смущения она подтаскивает ребенка поближе, и, прежде чем я успеваю сказать «му-у», сосок исчезает в его губах. Она поднимает голову и улыбается мне:
– А у вас какие планы насчет кормления, будете грудью кормить?
Ужасно хочется сообщить ей, что никакая сволочь не заставит меня включить в мои планы грудное кормление, если это означает, что на месте сисек надо отращивать вымя. Но я делаю над собой усилие и отвечаю ей самым вежливым голосом, с самой вежливой улыбочкой, какие нашлись в моем арсенале:
– Знаете, я пока не решила, – после чего одаряю ее еще одной ослепительной улыбкой и, прежде чем она попытается втянуть меня в дальнейшее обсуждение, вру ей, что мне надо пойти поесть. – Питаемся за двоих, сами понимаете, – говорю я, похлопывая себя по животу.
Она кивает и понимающе улыбается в ответ.
Пора убивать Джули.
Кратчайшим путем несусь на кухню, но мой путь снова преграждает гигантская беременная. Теперь она спрашивает, где здесь туалет. Интересно, думаю я, что за эманации я испускаю, раз она считает меня доброжелательной и гостеприимной. К тому же на этот раз я делаю ошибку и смотрю прямо на нее. Как бы не вырвало. Она такая потная, что платье облепило живот, и пупок выпирает настолько, что напоминает небольшую эрекцию. По-моему, они соревнуются с Не Такой Как Я, кто из них отвратительнее. Я что-то бормочу по поводу того, что я здесь не живу, и продолжаю охоту на Джули. Когда она наконец попадается, я вцепляюсь в нее с такой яростью, что чуть не выворачиваю ей руку из сустава.
– Что случилось? – испуганно спрашивает она. Наверное, она думает, что я уронила младенца головой об пол или проткнула ему пальцем родничок.
Я начинаю орать страшным шепотом:
– Ты что со мной делаешь? Сначала затаскиваешь меня на эту вечеринку, а потом оставляешь с совершенно незнакомой бабой, которая тычет в меня своими голыми сиськами чудовищного размера. Мало того, ты сказала ей, что я беременна! Просили же тебя,