против природы!..
– Помимо наших осознанных нами желаний существуют и желания, несознаваемые нами, желания, которые выражает сама суть нашего существа. И я полагаю, вы хотя и не желаете осознанно иметь ребенка, но хотите этого всем своим существом, сутью своей…
– А ты, стало быть, не хочешь?.. – Она не договорила.
– Я также не в силах противостоять самой природе моего существа, моей сути…
И я знаю, что сказала правду, как правда и то, что я посмела фактически запретить в свое время принцессе говорить о моем любимом. Однажды Ее высочество спросила меня об Андрее, но я смело отвечала, что не стану говорить о нем в его отсутствие.
– Ты что же, запрещаешь мне о нем говорить? – засмеялась принцесса.
– Как могу я посметь запретить вам! Я просто-напросто не хочу говорить…
Великая княгиня снова засмеялась.
Разумеется, мне жаль, что у меня нет ребенка, но это сожалеет разум, я знаю, а не тело, разум, а не самая суть моего существа.
Принцесса чувствует себя усталой и показывается при дворе, повязав голову платком и не надев фижм. Стоит неожиданная для Петербурга жара, и правительница приказала вынести свою постель на балкон со стороны набережной и там спит за ширмами, над чем, разумеется, подшучивают в салоне принцессы Елизаветы. Великая княгиня перестала являться в заседания Кабинета, препоручив государственные дела графу Остерману, которому полностью доверяет. Она остается по нескольку дней в своей комнате, одетая в одной юбке и в шушуне, с ночным убором на голове. Она принимает в своих покоях только меня и Юлию, играет с нами в берлан и запрещает мне говорить о политике.
Андрей поддразнивает меня и говорит, что мои мечтания о деятельной и желательной для меня жизни великого политика никогда не сбудутся:
– …потому что тебе, великой княгине, принцу и даже графу Остерману недостает железной твердости. Как возможно быть такими беспечными и ничего не предпринимать в отношении соперников! Конечно, принц голштинский – вне пределов Российской империи, но принцесса Елизавета… Всем известно, что французский посланник[101] посещает ее по ночам, переодетый. Следовало бы заключить ее в монастырь. Когда-то Великий Петр заключил в монастырь свою сестру Софью[102] и это деяние очень ему помогло удержаться и закрепиться на престоле. – Стало быть, великий политик – это ты? – смеюсь я в ответ. – Но неужели ты разлюбишь меня только за то, что мечты мои оказались глупы и несбыточны? – Я никогда не разлюблю тебя… И доказывая мне свою любовь, он прочитал на память новый свой сонет, писанный, как всегда, по-французски:
– И все же, – сказал Андрей, – Англия и Франция слишком сильны и не позволят Австрии и России доминировать в Европе!
Линар вернулся в Петербург. Юлия вне себя от радости. Великая княгиня хочет устроить их бракосочетание тотчас после своего разрешения от бремени. Сегодня же годовщина бракосочетания великой княгини и принца. Положено именовать принца «императорским высочеством». При дворе был прием. Но великая княгиня вследствие беременности не будет на приеме. Ей были оказаны все почести, и она приняла поздравления по выходе из церкви.
Принц отправился в Галерную гавань и осматривал не менее сотни галер, находившихся в готовности к плаванию.
Маневры конной гвардии. На Литейном дворе приказано отлить десять новых пушек.
Посланник Линар торжественно вручил принцу орден Белого Орла, которым награждает Его императорское высочество польский король, поручив Линару вручить этот орден.
Великая княгиня возложила на посланника польского короля и саксонского курфюрста, то есть на Линара, знаки орденов Святого Александра Невского и Святого Андрея Первозванного. Она уже не выходит из своей спальни и принимала Линара там. По этому поводу, естественно, де Шетарди говорит о «сладострастии» великой княгини и о той завесе pruderie (жеманства), которой она это самое сладострастие изволит прикрывать. И это смеют говорить в салоне принцессы Елизаветы, которая сладострастна до высшей степени и не так давно призналась своей доверенной даме Мавре Шепелевой, что только тогда и довольна, когда имеет любовника. Самый снисходительный моралист был бы возмущен отношениями Елизаветы Петровны к мужчинам. Она не обращает ни малейшего внимания на привлекательные качества ума и сердца при выборе своих любимцев и руководится в нем единственно телесною их красотою. Поведение ее становится все более возмутительным. Она прогуливается часто по казармам гвардейцев; простые солдаты встают на запятки ее открытых саней и таким образом разъезжают, разговаривая с нею, по улицам Петербурга. Их приходит каждый день по несколько в ее дворец, и она старается казаться популярной во всех случаях.
Принцесса сделалась матерью во второй раз. Генералиссимус с братом Людвигом в этот день проводили смотр войск неподалеку от Петербурга. Курьер доставил известие о рождении дочери, и принц тотчас бросился верхом в город, сопровождаемый немногими лицами из свиты. Я находилась в покоях принцессы, когда генералиссимус вбежал запыхавшись. Позднее он сказал мне следующее:
– Просто счастье, что с правительницей все закончилось благополучно, потому что если бы случилось несчастье в мое отсутствие, то наверняка могла бы произойти революция прежде, чем я узнал бы об этом, хотя я и приказал срочно послать ко мне курьера, если с правительницей станет плохо…
Крещение новорожденной принцессы обставлено было, как и следовало, весьма торжественно. Новорожденная наречена именем Екатерины, в память матери великой княгини.
Линар и Юлия обручены. Принцесса пожаловала обоим дорогие подарки. Теперь счастливый жених вернулся в Саксонию, он должен выйти в отставку и уладить некоторые домашние дела. Юлия занята нежными письмами саксонца, на которые отвечает соответственно.
Великая княгиня еще более молчалива и серьезна, нежели обыкновенно. Она почти угрюма и составляет в этом разительную противоположность с принцессой Елизаветой, всегда разговорчивой и веселой. Но как возможно великой княгине быть веселой и непринужденной, когда жизни ее сына может угрожать опасность? Принцесса приказала перенести супружескую спальню в комнату поблизости от покоев, где помещаются маленький император, его новорожденная сестра, их кормилицы и няньки. Слова Лестока передаются из уст в уста. Он утверждает, будто годовалый император мал не по возрасту и с некоторого времени у него обнаружились признаки сужения нервов; у него якобы запоры с самого рождения, и никакое лекарство не может возбудить в его организме обыкновенных отправлений. Но самое страшное утверждение то, что император должен умереть при первом, немного серьезном нездоровье. Вообразите себе тревогу великой княгини.
Тем не менее день рождения императора был отпразднован со всею возможной торжественностью и парадностью. Конная и пешая гвардии выстроились у дворца. Гремели пушечные и ружейные залпы. Великая княгиня принимала поздравления на постели в парадной спальне, она все еще нездорова. Мне доверено было вынести Его величество на руках в покой близ детской, где многие придворные могли видеть его. Затем я принесла его на короткое время в аудиенц-зал. Итак, все могли видеть, что император – здоровый, крепкий и живой ребенок. Как и положено дитяти, он смеялся, живо поворачивал головку и взмахивал ручонками. После банкета на двести пятьдесят персон зажегся красивый фейерверк.
Под барабанный бой объявлена война со Швецией. 8 августа 1741 года. На балу в честь дня рождения Его величества принц вел принцессу Елизавету, они явились первой парой в танцах. Спущены три линейных корабля: «Иоанн III», «Генералиссимус Российский» и «Правительница Российская».
Россия желает захватить у Швеции земли, населенные финнами. Фельдмаршал Ласси и генерал Кейт[103] одержали победу, взяв крепость Вильманстранд. В бой будут брошены