Сама принцесса кажется мне взволнованной и встревоженной. Искренняя по натуре, она не знает, кому верить: августейшей своей тетке или придворным слухам и толкам. Ее высочество предпочитает теперь проводить время с Юлией Менгден. Эта особа представляется мне пустой и легкомысленной. Поверьте, я огорчена не тем, что теряю расположение именно принцессы! Будь на ее месте ровня мне, оставившая меня ради другой подруги, мне сделалось бы, пожалуй, еще грустнее; то, что я сейчас пишу, может показаться самонадеянностью и хвастовством, но ведь это правда: Ее высочество была моей первой и единственной подругой! И лгут уверяющие горячо, будто любовью к мужчине возможно заменить дружбу между женщинами и будто влюбленной девушке не нужны подруги. Все ложь! В сердце довольно чувств и для любви и для дружбы.
Я была так несправедлива к принцессе! Вчерашним днем она призвала меня в спальню и беседовала со мной милостиво и доверительно. Ее высочество открыла мне свою растерянность и растрогала меня милым объяснением своего расположения нынешнего к Юлии Менгден:
– Сейчас мне хочется забыться, вытеснить из души все тревоги. С Юлией это так легко! И ведь она нуждается в помощи, а я могу помочь ей…
Я уже знаю, о какой помощи идет речь. Юлия безоглядно влюблена в саксонца Линара, но ее родители отчего-то не одобряют сие нежное чувство. Вернее всего, они не верят в порядочность Линара, в его желание завершить близкое знакомство с девушкой законным браком. Не могу сказать, чтобы они были не правы. Но хуже всего, что я не решаюсь даже намекнуть принцессе на эту крайнюю неосмотрительность ее действий. Со свойственной ей добротой Ее высочество взялась покровительствовать влюбленным. Почти ежедневно она принимает в своих покоях Линара в присутствии Юлии, они сопровождают принцессу в ее прогулках в дворцовом саду. Тетушка Адеркас также стремится не отлучаться из покоев своей воспитанницы и сопровождает милую троицу повсюду, то есть опять же в саду. По-прежнему в зале покоев принцессы устраиваются танцы. Место Андрея в числе кавалеров занимает некто Брылкин, камер-юнкер Ее величества, пригожий молодец. Я решительно отказываюсь танцевать, но это находят вполне естественным: герцог де Лириа не так давно отбыл из Петербурга в далекую Испанию.
Ее высочество, а также влюбленная пара, в сопровождении госпожи Адеркас и Брылкина, ездили в Петергоф. Я прямо спросила тетушку, что она обо всем этом думает. Я совершенно согласна с ней (или возможно сказать, что это, напротив, она согласна со мной). Обе мы трепещем в ожидании появления гнусных сплетен о принцессе. Нас обеих, меня и тетушку, могут полагать соучастницами дурных дел. Разумеется, при нас говорить ничего не станут и волна зловещих сплетен просто-напросто поднимется внезапно для нас и… может погубить нас. Мы не имеем возможности отговорить Ее высочество от покровительства сомнительной паре – ведь это невозможно: открыть принцессе, что ее могут заподозрить в непозволительной связи с Линаром! Принцесса будет несомненно оскорблена, разгневается, мы будем отлучены от Ее высочества… Но быть может, с приездом принца Брауншвейгского Ее высочество отвлечется на собственные жизненные обстоятельства…
Андрей обо всем осведомлен от меня.
– Если бы возможно было нам бежать! – вырвалось у него. – Бежать в чужие земли, в Голландию… – Голос его сделался мечтателен.
Увы! мир далеко не так широк, как того желалось бы нам. Где бы мы скрылись? Императрица могла бы потребовать выдачи Андрея как российского подданного, и голландские власти не замедлили бы исполнить ее просьбу. У нас нет денег, мы не можем покупать себе паспорта и подорожные, останавливаться в хороших гостиницах… Но я знаю, отчего Андрей, начав говорить, не довершает фразу, прерывает свое говорение. Без сомнения, он любит меня, но он и не испытывает ненависти к своей жене. Он не может ненавидеть ее. Странно, но ведь и я прониклась глубоким осознанием безысходности того, что с нами произошло. Она не виновата, она явилась в его жизни прежде меня. Но и он не виновен в своем чувстве ко мне. Я уже не думаю о ней с иронией. Я помню ее босые ноги, у нее маленькие ступни, как мои, а лицо ее под слоем румян выражало простую доброту…
Он обнял меня, а я – его. Мы сидели обнявшись на скамье в оранжерее Аптекарского сада, в окружении дыхания множества растений. Он сказал, что готов ждать бесконечно. Я отвечала, что желаю нашей близости, но мне страшно.
– Тогда пусть это никогда не произойдет, мои чувства к тебе не переменятся…
Боже мой, что мне делать?
Принц замешкался. Вероятно, что-то препятствует его скорейшему приезду. Между тем в жизни принцессы произошло печальнейшее событие. Скончалась герцогиня Мекленбургская. Принцесса никогда не забывала мать, посещала ее и глубоко огорчалась ее болезнью. На самом деле ни придворная жизнь, ни танцы, ни веселая болтовня с Юлией, ни задушевные беседы со мной не отвлекали Ее высочество от горестных мыслей о матери.
Похороны были весьма пышными. Около шести тысяч человек окружили монастырь Святого Александра. Тело везли под балдахином. Впереди шли гренадеры пехотной гвардии, кадеты, купечество всех наций и дворянство, затем хор певчих (на все голоса, русская церковь никогда не использует никаких музыкальных инструментов). Августейшее семейство представляли Ее величество и принцесса Елизавета, которую вели под руки маршал Миних и канцлер Головкин. Она казалась огорченною. Все дамы двора следовали в процессии под вуалями. Архиепископ Казанский, Илларион, произнес проповедь. На протяжении шести недель совершались молебны. Катафалк влекли шесть лошадей, убранных соответственно горестному событию. Гроб накрыт был черным бархатным покрывалом с большим белым атласным крестом, нашитым в центре, а в углу нашиты были герб и вензель покойной герцогини. Она была облачена в роскошнейшее парадное одеяние. Над гробом натянут был черный полог, украшенный серебряным галуном и вышитым герцогским гербом. Слуги несли факелы. Все участники похоронной торжественной процессии имели на руках белые перчатки. Принцесса Анна ехала в траурном экипаже, также запряженном шестеркой лошадей. По желанию Ее высочества я сопровождала ее, одетая в черное. Ее высочество была в глубоком трауре и временами, казалось, впадала в беспамятство. Я держала наготове серебряный флакон с нюхательной солью для предотвращения тяжелого обморока.
Процессия шествовала не менее трех часов. То и дело производились пушечные залпы половинными зарядами, а при погребении полки дали тройной залп. Должны были палить с крепости, но поскольку раздельные выстрелы звучат слишком мрачно, а высокие персоны редко желают видеть или слышать что- либо напоминающее о смерти, то Ее величество приказала установить орудия снаружи у монастыря.
Тело было погребено по прочтении соответственных молитв и после того, как в руку покойной вложили нечто вроде паспорта к архангелу Гавриилу, своего рода свидетельство о христианской кончине и о причащении святых таин. У присутствующих вплоть до последнего солдата на шляпах был флер.
Прощаясь с умершей, принцесса Елизавета поцеловала ее руку. Госпожа Адеркас и я подвели принцессу Анну под руки к открытому гробу. Принцесса наклонилась, горестно рыдая; тонкое креповое покрывало было мокро от слез. Внезапно принцесса откинула дрожащей рукой мокрое покрывало и, вскинув руки кверху, закричала по-русски, тонко и прерывисто:
– Мамынька! Виновата я! Родная! Распорите вы грудь мою, раскройте сердце! Кру-у-чина ты моя! Родимая!..
Принцесса упала на грудь матери. Мне бросилось в глаза растерянное лицо госпожи Адеркас. Не помня себя, я резко схватила принцессу за плечи, оторвала от гроба, крепко обняла и целовала мокрые щеки, на губах моих задрожал соленый слезный вкус. Принцесса также обнимала меня, цепляясь судорожно тонкими пальчиками за мою одежду…
Принцессу привезли с похорон полубесчувственной. Вот уже третий день я нахожусь при ней в ее спальне. В ушах моих все еще звучит ее погребальный русский крик. Этот крик поразил меня и, кажется, сказал мне о России более, нежели все, что я до сих пор видела и слышала в этой стране. Я пытаюсь успокоить принцессу, убеждаю ее, что она ни в чем не провинилась перед матерью. Ведь она даже была у ее постели при кончине ее. Сейчас принцесса сидит на кресле в ночной белой шелковой сорочке, отделанной кружевом; красивые волнистые черные волосы не убраны и падают длинными прядями на плечи, за спину и на грудь. Она видится мне совершенным ребенком, маленькой девочкой. Лицо ее красно и опухло от слез, глаза воспалены. Она то и дело закрывает лицо ладонями и, согнувшись резко, содрогается в приступах горького плача. Тогда я встаю со стула, на котором помещаюсь против принцессы, наклоняюсь над ней, глажу по голове. Она открывает лицо, руки в белых широких рукавах падают бессильно
