старуху; она разразилась бранью и протянула руки, чтоб ухватить мальчишку за волосы; ребенок быстро откинул назад голову, запрятал чашку еще дальше под стол, смеялся и смотрел на нее своими плутовскими глазами. Грачиха, без сомнения, не совладала бы с пострелом, если б не вмешался. незнакомец.
- Отдай! - сурово крикнул он, ударив кулаком по столу. Мальчик нимало, повидимому, не смутился и отдал чашку.
- Эх, Лукерьюшка! - заговорил тогда незнакомец, - забыла, знать, старого дружка, не нужен стал теперича! То-то вот и есть, не по-нашему значит; по-нашему: знал дружка в радости, не оставляй в горести.
Он покосился на мальчика и, заметив, что тот исподтишка толкал ногою ухват, чтоб уронить его наземь, дал ему подзатыльника и после того продолжал как бы ни в чем не бывало:
- Признаться, на тебя на одну только надеялся, право так. Вот, думал, приду в свои места, тетка Лукерья выручит. Помнючи, примерно, прежнюю твою добродетель, как в те поры выручила, так все одно, примерно, и теперь в надежде был… Э-эх-ма!..
Он приостановился, провел ладонью по волосам, пожал губами, крякнул и, пристально устремив глаза на старуху, продолжал выпытывающим голосом:
- Как еще шел-то к тебе, словно к сродственнице шел!.. Думал еще деньжонками у тебя позаняться - вот как…
Старуха, стоявшая лицом к печке и обнаруживавшая самое полное равнодушие к словам гостя, вдруг обернулась.
- Ступай, ступай, отколева пришел! - крикнула она, выказывая такую досаду, как будто в словах гостя заключалась горькая обида, - дали тебе есть: чего еще? ну и ступай!
- Да ты выслушай… полно серчать-то… выслушай…
- Коли шел затем, - подхватила она, разгорячаясь, - шел бы не ко мне, шел бы лучше…
- Куда? - с суровой усмешкой перебил гость.
- Туда… знаешь… - начала было старуха и вдруг замялась и остановилась, повинуясь взгляду, которым гость указал ей на мальчика.
- Степка! - отрывисто сказал незнакомец, - сыт теперича? Ну и ладно.
Пошел в сени либо выйдь к ручью… походи там маленько; далеко не ходи, смотри - слышь?
- Мне не хоцца, я здесь посижу, - бойко возразил мальчик.
- Ступай! - запальчиво крикнул незнакомец, делая движение, чтоб привстать с места, и замахиваясь.
Но и в этот раз угроза, казалось, слабо подействовала на мальчика; он только откинулся в сторону; на губах его появилась лукаво-насмешливая улыбка, которая ясно показывала, что он очень хорошо понимал, зачем хотят его выпроводить. Улыбка эта не сходила с лица его; и во все время, как пятился он к двери, щурившиеся глаза его переходили от старухи к ее товарищу.
- Добре смышлен! - сказал незнакомец, когда мальчик вышел из лачуги, - главная причина - шустер оченно, плутоват, окаянный; слово скажешь, глазом мигнешь - смекает. Неравно что и сболтнет… Шибко связал он меня!
- Точно приневоливали; сам взял! - неохотно проворчала Грачиха.
- Жену поучить хотел, потому больше, - сурово возразил гость, - вижу, стала держать их руку, я его и увел. Выходит, только себя наказал. Пожалуй, опять бы теперича отдал - лишняя только тягота - да первое дело мать умом повихнулась; второе дело, опасливо: болтать станет; все смыслит, даром на вид не казист; везде таскал с собою, мало ли что видел; где, примерно, бывал - обо всем этом поведает… И то кажинный раз как туда иду, не беру с собою - опасливо, боюсь, мать признает, люди увидят.
- Что ж ты его, разбойник, ко мне-то привел? - крикнула Грачиха.
- Эка вздорная какая! Дай сказать! - с досадою перебил гость, - рази кто нас видел, как сюда шли? И то в лощине сидели, ночи дожидались…
- Ступай, ступай! ну вас совсем! Я чай, рыщет теперь пострел… уйдет еще на деревню, наткнется на кого, все тебя знают по всему околотку. Ступай; ну вас! Ступай, говорю!
- Полно, тетка, перестань! - начал упрашивать гость, - коли только из этого, духом сбегаю, приведу его; ночь темная - никто не увидит. Дай, слышь, дай хоть ночь-то переночевать! Лето придет, в лесу тепло будет, не стану тревожить. Сделай милость, не сумлевайся… Эка, право, какая!.. Сейчас кликну, здесь будет.
И, не дожидаясь возражения, он кинулся вон из лачуги. Несколько минут спустя в сенях послышался голос его и голос мальчика; он снова вернулся за перегородку.
- Чего опасалась? Он тут подле избы сидел; ничего, говорю; из сеней теперь не выступит, - проговорил бродяга, между тем как старуха вставляла новую лучину. -
Эх-эх! пришло, знать, и мое времечко! - добавил он, выразительно тряхнув кудрявою своею головою.
Он прошелся раза два от печки к столу, сел, провел ладонью по волосам, потом снова встал.
- Тетка, слушай, - сказал он тоном упрека, который худо скрывал досаду, отражавшуюся в каждой черте лица его, - слушай: не знаешь, где найдешь, где потеряешь!.. Полно, тетка! - подхватил он, смягчая речь и голос, потому что первые слова его не произвели ни малейшего действия на старуху, - ну за что серчаешь, за что? Провалиться, не ведаю!.. Хлеба, и того стало жаль. Полно, говорю, не бог знает чего прошу… Прошу: не оставь!.. Нужда шибко взяла, потому прошу… Вишь, как обносился, вишь, смотри, - примолвил он, поворачиваясь к ней то одним боком, то другим и выставляя напоказ прорехи и заплаты, - тоже, вишь, и лаптей нет… Право, пособи… А уж насчет, то есть… за себя постоим! Скажешь: Филипп, сделай то, - тут и есть! Укажи только, укажи на какое хошь дело… нам рази впервые с тобой видаться?..
Шепни, Примерно, у кого какая лошадь - завтра же к тебе придут за нею, в упрос просить станут…
- Не надыть, не проси… ничего не дам! - упрямо сказала старуха.
