нетерпеливо ждал первого снега, чтобы променять телегу на сани; но зима никак не хотела установиться; снег выпадал несколько раз, но, как нарочно, всякий раз наступала оттепель, и снова приходилось колесить на телеге.
Но худо ли, плохо ли, они все-таки, однакож, подвигались. В последних числах октября под вечер прибыли они в сельцо Васильевку, приход Анисьи Петровны
Ивановой. Расспросив дорогу в Панфиловку, они тотчас же туда отправились.
- Там уж лучше переночуем, - промолвил дедушка Василий, - дорога теперь хорошая, степью-то; к тому и лошаденка не пуще, чтоб устала, довезет… Ну, ласковый!
- прибавил он, обращаясь к мальчику, который поминутно забегал вперед и не отрывал глаз от горизонта, - ну, завтра родителей увидишь. Рад, что ли? а?..
Было уже совершенно темно, когда они въехали в околицу маленького хутора.
Торгаш постучал в первое окно; из него выглянул старик. Но прежде чем попросить о ночлеге дядя Василий осведомился о переселенцах. Узнав, что до мазанки оставалось всего-на-все четыре версты, он тотчас же переменил намерение, сказал, что- не стоило заночевать, и расспросил, как проехать к переселенцам.
- Ну, котенок, теперь недалеко; ну, понатужься маленько, ну, бог с тобой! ну!
- вымолвил дядя Василий, снова поворачивая лошадь к околице.
Петя между тем бежал по дороге и кричал:
- Сюда, дедушка, сюда! Я дорогу-то вижу, сюда ступай: я укажу тебе?..
VI
Усталость не замедлила, однакож, угомонить резвость мальчика; он и без того уж в радости своей так много скакал и прыгал в этот день, что дедушка Василий не раз советовал поберечь ноги, говоря, что дороги впереди осталось еще порядочно. Петя усаживался тотчас же на воз; но не проходило двух минут, он снова бежал по дороге и даже подскакивал, думая скорее увидеть мазанку, что вызывало всегда улыбку на добродушно-суетливом лице старичка. Так и теперь: узнав, что осталось четыре версты, он сказал, что это близехонько, что он духом добежит, но на первой же версте шаг его замедлился; на второй он присоединился к старику. Если ноги Пети отказывались производить скачки, язык его, наоборот, получал с каждым шагом вперед все больше и больше развязности; он болтал без умолку. Впрочем, дедушка
Василий, который также, казалось, был очень весел, немного чем отставал от маленького своего товарища. Разговор их, разумеется, вертелся на одном предмете: оба беседовали о предстоящем свидании.
Ночь была чудная. Месяц не показывался, но в небе блистало столько звезд, такою белизною сиял Млечный Путь, что в степи, слегка посеребренной морозом, легко было разбирать дорогу. Мороз был порядочный: градусов шесть или семь; холод не чувствовался, однакож, благодаря совершенной неподвижности воздуха.
Промерзлая земля и звонкий морозный воздух, казалось, прислушивались и ждали звука, чтоб разнести его далеко по всей окрестности; но безмолвие, царствовавшее по всему видимому необъятному кругозору, нарушалось только нашими путешественниками: сухое постукиванье колес, хрустенье ледяных игл, ломавшихся под их ногами, голоса старика и мальчика одни раздавались в опустелой степи.
Мириады звезд, которые мигали и как бы пересыпались над степью, сообщали как будто жизнь и движение синему небесному своду; часто в той или другой стороне одна звездочка зажигалась ярче, отрывалась от других, и стремглав, как бы скользя по серебряной нитке, летела к далекому горизонту. Дедушка Василий каждый раз торопливо крестился.
- Дедушка, вона, вона еще одна падает! - воскликнул Петя, - нет, потухла, дедушка, потухла!
Дедушка торопливо, однакож, обернулся и снова осенил себя крестным знамением.
- Еще, дедушка! вишь, скоро, как скоро… Что это они падают, дедушка. А ну как на ригу другая упадет: ведь, чай, дедушка, загорится небось рига-то?.. ведь звезды-то из огня?
- Это, касатик, не звезды падают.
- Как же так не звезды?
- Нет, касатик, - возразил старик, - это, значит, ангелы божии со свечами летают… Как в небе покажется такой огонек, значит, где ни на есть человек добрый умирает: вот ангел и летит на землю за душою его христианской; господь его туда посылает!.. Петя, Петя! - подхватил вдруг старик, переменяя голос, - Петя, взглянь-ка! - заключил он, повертывая мальчика за плечи и указывая на огонек, который сверкнул вдруг в степи, - ведь это в мазанке, у твоих огонек-то!.. Право, будто у твоих.
Петя начал скакать, прыгать, вскрикивать и радостно бить в ладоши; он тотчас же, однакож, угомонился, когда старик сказал, что надо подъехать потихоньку, чтоб никто не догадался, и потом разом вдруг показаться - веселее будет.
- И то, дедушка, и то! - возразил Петя, с трудом побеждая нетерпение.
- Ну, котенок, ну, теперь близехонько, понатужься еще маленько, ну! - произнес старик, подергивая вожжами. Усталая лошадь, как бы почуяв скорый отдых, ободрилась и пошла ходче.
Огонек заметно приближался; на светлом небе стала обозначаться темная профиль кровли; Петя и старик подъехали, наконец, к колодцу.
- Тише… шт… нишкни! - прошептал дядя Василий, привязывая лошадь и поворачивая голову к Пете, которым овладели вдруг и страх какой-то и радость, - надо подойти потихоньку, чтоб не слыхали. Должно быть, все спят… диковинное только дело, зачем огонь горит.
Старик взял мальчика за руку и подошел к двери; он готовился уже постучать, но дверь отворилась и пропустила человека, который при виде посторонних поспешил запереть дверь за собою. Старик пригнулся к лицу человека, чтоб рассмотреть его; но черты его были ему вовсе незнакомы. Незнакомец, с своей стороны, пригибался и рассматривал прибывших.
- Ваня! Ваня! - закричал вдруг мальчик, выпуская руку старика и бросаясь на шею незнакомца.
