Гладит ее груди. Возбуждает ее. Он дуреет от ее потемневшего взгляда. От учащенного дыхания. От того, как чуть увлажнилась кожа, подобно лепесткам розы под поцелуями утренней росы. Она прекрасна как богиня, эта женщина, восседающая на нем.

Он обвел пальцами ее соски. Она выдохнула его имя, и руки его сами собой легли на ее бедра, а он пытался разрешить дилемму: войти ли в нее снова или просто зацеловать ее до смерти.

Что с ним? В любовных делах он не новичок. У него было немало женщин с пятнадцати лет, когда девушка-служанка отдалась ему и он не сплоховал. Он все знал о сексе и гордился тем, что всегда удовлетворял женщин, но чтобы с таким неистовством вожделеть одну? Заниматься с ней любовью вновь и вновь и тут же хотеть ее снова, хотя рассудок говорит, что это физически невозможно?

Только зачем исследовать чудо?

Хотя трудно отделаться от вопросов. Сегодня утром он проснулся, обнимая Ник, и радость, которую он испытал, чертовски напугала его.

Он никогда не хотел женщину так, чтобы больше ничего на свете не хотеть. Он отменил сегодняшние переговоры, вместо них запланировал ланч и начисто забыл о нем… Ради этого он и пришел сюда, чтобы сказать Ник, что утро было чудесным и что он хочет, чтобы она осталась здесь, пока он слетает в Пирей, чтобы встретиться с партнерами по переговорам… Но как только он вошел в комнату и увидел ее на ногах, готовую к битве, он начал разрываться между желанием душу из нее вытрясти и целовать до тех пор, пока она не поймет…

Поймет – что? Он сам ни черта не может понять. Как же она поймет?

Он знает лишь одно: суда и верфи ничего не значат, когда у него есть это. Это, думал он, когда она гладила его возбужденное естество. И это, думал он, когда приподнимал ее и осторожно опускал на свое содрогающееся от желания готовое к любовной схватке оружие. Ее голова запрокинулась; дрожь ее, казалось, внедряется в его кровь, в самое сердце. А ее крики, проникая в его сознание, тут же захлестывались волной неистового наслаждения.

Он с превеликой осторожностью снимал эластичный бинт.

– Больно?

– Нет, – ответила Ник, но он не верил ей, а она пригрозила, что доскачет до душа сама.

Он взял ее на руки, отнес в ванную и удалился ненадолго, чтобы она сделала свои дела.

Потом перенес ее под душ, хотя она уверяла его, что справится и сама. Но он сказал, чтобы она и думать об этом забыла, но на этот раз она не ощетинилась. Он помог ей помыться, и на это ушла уйма времени, потому что была уйма сокровенных местечек, которые нельзя было оставить без внимания. Наконец он обмотался полотенцем, набросил другое на нее и перенес ее в спальню, где на постели ее ожидала одежда – белье, шорты, тенниска.

– Я позвонил Петре, пока ты мылась, – как бы между делом бросил он, отчего все в Ник затрепетало.

Она сидела на краю кровати, кутаясь в полотенце. Как ни смешно, она стеснялась. Петра знает, что они любовники? А как иначе? Они же часами не выходят из комнаты. Она не привыкла, чтобы ее частная жизнь была напоказ.

– Как мило с ее стороны принести мои тряпки.

Александр кивнул. Он явно нервничал. И Ник не могла понять почему.

– На улице тепло, – заметил он. – Значит, шорты подойдут. Но, если хочешь, чтобы…

– Да нет, что ты. Зачем попусту гонять Петру…

– Да никуда ей идти не придется. – Он перевел дыхание. – Все твои вещи здесь.

Ник ничего не понимала.

– Что значит здесь?

– Я велел ей все собрать и принести сюда. Так что, если тебе что нужно…

– Но зачем? Я же живу в…

– Теперь будешь жить здесь. В этом доме. В этой комнате. Со мной.

Он сказал это холодным жестким голосом. Ник поняла: он ждет, что она начнет спорить. Что ж, он это получит.

– А тебе в голову не пришло узнать мое мнение?

– Нет, – проговорил Александр, взглянув на нее с вызовом. – Не пришло.

Ей хотелось ударить его. Она в жизни никого пальцем не трогала (Рикки, конечно, не в счет), а сегодня дважды за короткий промежуток времени ей захотелось избить Александра Татакиса. Сбылись ее самые мрачные ожидания. Он решил, что раз они спали вместе, то теперь можно себе позволить все.

– А надо было, потому что я сказала бы «нет», я не хочу жить в твоей комнате. Я не хочу, чтобы ты решал за меня, что мне делать и чего не делать. Я не хочу…

– Все, что ты хочешь, – сказал он, нависая над ней и беря ее за плечи, – это меня. И я хочу тебя. Почему это так трудно признать?

– Как ты смеешь думать за меня! – воскликнула Ник, отталкивая его. – Я никогда не жила с мужчиной и не собираюсь это делать.

– Я тоже никогда не жил с женщинами.

– Так я и поверю, что ни одна женщина не жила здесь.

– Можешь верить, можешь не верить, но ни одна женщина не просыпалась в этой кровати до сегодняшнего утра.