мурлыкать и начинала сердиться: на темно-серых подушечках просвечивало розовое — лапы были стерты до крови во время этого долгого путешествия по непривычным дорогам!

Соседи приходили специально полюбоваться на Муши, а одна женщина даже принесла ей оставшийся после обеда кусок торта. О, Муши стала большой знаменитостью!

Она была дома. И тем не менее ее не покидало необъяснимое чувство тоски по своему «настоящему» дому, ее прямо-таки тянуло к дороге, ведущей мимо старых высоких платанов, растущих там напротив. Так ведь бывает и с нами, людьми: когда мы, закрыв глаза, думаем о своей родине, она находится в нашем воображении не просто где-нибудь, а в совершенно определенном направлении. Мы могли бы рукой точно указать где. Но — увы! — это ощущение обманчиво. Наша «тоска по родине» играет с нами злую шутку. Это чувство, равно как и многие другие инстинкты человека, давно у нас притупилось, утеряно или пришло в полный упадок. Поэтому тяга к дому неминуемо заведет нас в обратную от дома сторону, и мы непременно собьемся с правильного пути. А вот тяга к родному дому в «душе» у Муши обязательно поведет ее в правильном направлении, прямиком туда, где находится ее родина, потому что кошка должна жить там, где она выросла, если хочет избавиться от гнетущей тяги по дому.

Спустя пару дней фрау Пумпель позабыла запереть на ночь кухонное окно. К тому же она думала, что кошка уже свыклась с новой обстановкой. Когда наступила ночная тишина, явственно доносившая журчание близлежащего ручья, серая кошка снова отправилась в путь. Она бежала обычной кошачьей подпрыгивающей рысцой, но напрямик, пересекая улицы, сады, перелезая через заборы, — в строго определенном направлении.

Каждый раз, когда ее что-то пугало, кошка забиралась на какое-нибудь близлежащее дерево и оглядывалась по сторонам. То же самое она сделала, когда две собаки из Бухенберга — Фокс и Ники — напали на ее след и, возбужденно принюхиваясь, погнались за ней. Правда, убежище ее на сей раз оказалось не слишком надежным: слабое, молодое деревце, которое гнулось и качалось от наскоков рассвирепевших псов, обнаруживших своего врага, затаившегося там, наверху, и с бешеным лаем подскакивающих и царапающих кору, Крона деревца состояла всего из шести-семи веток, и кошке приходилось судорожно вцепляться в них когтями, чтобы не свалиться вниз. Всю ночь несчастному животному пришлось просидеть на дереве, потому что собаки не уходили далеко, раскапывая кроличьи норы совсем поблизости от дерева. Каждый раз, когда они сколько-нибудь удалялись в сторону, кошка предпринимала отчаянные попытки бегства, однако это неизменно привлекало внимание собак и влекло за собой новую громогласную осаду. К десяти часам утра кобели наконец угомонились и поплелись опустошать свои домашние миски. Вся кора дерева была снизу изодрана в клочья от их неуклюжих попыток взобраться наверх. Крестьянин, владелец участка, удивленно покачал головой, когда несколько позже обнаружил следы этой баталии: «И с каких это пор косули в это время уже принимаются за свои ристалища?»

Что же касается Муши, то она, следуя своему внутреннему зову, уверенно бежала в течение целого дня, не меняя направления. Она была избалованной домашней кошкой, привыкшей в семь часов утра получать плошку молока, налитую заботливой рукой фрау Пумпель, а в час дня — свою долю от семейного обеда. Когда Муши пробегала мимо отдельно стоящего хутора, то заметила полную миску с едой, поставленную возле закрытой двери. Жадно, но в деликатной и благовоспитанной манере, свойственной всем кошкам, она принялась за еду. В тот же миг из сарая выскочил возмущенный хозяин миски — огромная взъерошенная овчарка.

Бедная Муши! Что теперь делать? Кто ей поможет? Рядом гладкая стена дома, вокруг ни единого деревца, да если и побежать, страшный пес все равно догонит и схватит! Так что Муши осталась сидеть на месте, невзирая на бешеный стук своего маленького сердечка. Уши прижались к голове, спина выгнулась дугой, поднятый кверху хвост метет из стороны в сторону и извивается как змея. Левая лапа грозно поднята и готова к молниеносному удару. Каждый раз, когда собачий злодей, нагавкав себе достаточно смелости, бросается ей навстречу, она, громко фыркая и плюясь, отвешивает ему молниеносную оплеуху. Собачья морда искажена от бешенства, напоминая дик дьявола: десны обнажены, клыки щелкают, лоб собран в злобные складки: собака не только охраняет свою еду, она хочет еще схватить и разорвать этого нахального пришельца!

Наконец дверь отворилась, и в тот миг, когда мужчина перешагнул порог, кошке, воспользовавшись замешательством, удалось скрыться.

Вконец измученная и изголодавшаяся, она под вечер добралась наконец до старого дома. А туда как раз только что приехала Леночка, которую любезно подбросил на машине ее новый шеф. Вместе с нею увязался и братец. Увидев беглянку, все очень обрадовались, но Муши после волнений этого дня была в таких растрепанных чувствах, что не давала себя схватить и спряталась в кустарнике. После нескольких бесплодных попыток мальчишка, ликуя, появился с кошкой в руках.

Целых четырнадцать дней Муши оставалась запертой в новой квартире Пумпелей. Днем она и не делала никаких попыток сбежать, а оставалась самой что ни на есть послушной и примерной кошкой, но ночью… Ночью в нее точно бес вселялся! Она металась по подоконнику, жалобно мяукала и кричала до тех пор, пока сердце фрау Пумпель однажды не вынесло этих страданий, и она необдуманно выпустила свою любимицу «на волю». Только ее и видели!

В другой раз кошка ускользнула через парадную дверь в тот момент, когда господин Пумпель расписывался за заказное письмо.

Изловить беглянку становилось все труднее. Теперь Пумпелям приходилось вдвоем и даже втроем выезжать на старую квартиру, чтобы отыскать и поймать в кустах это «неверное создание». Когда она наконец уже сидела на коленях своих хозяев, то бывала счастлива безмерно и умела выразить это счастье громким мурлыканьем, ласкалась и жалась к близким ей людям. Бедное животное! Оно никак не могло совладать с раздиравшими его чувствами!

Однажды ее не было целую неделю. Найти кошку удалось только с помощью объявления. Ее держала у себя пожилая дама, которая подвязала ей на шею колокольчик и заперла в помещении вместе с восемью другими кошками.

Кошка постепенно дичала. Скоро поймать ее на старой родине становилось почти невозможным: Пумпели ездили за ней три-четыре утра подряд, и все без толку: она жалобно откликалась из кустов, но выйти не решалась и не давалась в руки. Однажды она оказалась искусанной и поцарапанной, потому что, измученная голодом, была вынуждена подраться с большой и сильной кошкой из-за плошки молока.

При этом надо сказать, что Муши была привязана к фрау Пумпель искренней любовью, гораздо более сильной, чем это бывает у других кошек по отношению к своим хозяйкам. Ведь, если вы помните, Муши не знала своей матери. Матерью ее была фрау Пумпель, которая выходила, выкормила и вырастила ее своими руками. Кошка всю свою жизнь прожила у одних и тех же хозяев. А фрау Пумпель в свою очередь так привязалась к найденышу, что не переставала горевать и плакать по поводу странного и необъяснимого вероломства этого ласкового и привязанного к ней существа. Знакомые уже начали пожимать плечами: ну можно ли так убиваться из-за какой-то кошки? Но фрау Пумпель знала, как трудно приходится ее несчастной Муши на старом месте, что она голодает, что собаки ее гоняют, а охотники того и гляди пристрелят. И в своем отчаянии решила написать мне письмо, умоляя посоветовать, что делать. Но, к сожалению, мы, казалось бы, такие умные, ученые люди, на самом деле знаем так позорно мало о наших четвероногих друзьях! И сделать можем ничтожно мало. Даже приучить маленькую кошку к новому дому и то не умеем. Так что бедной Муши предстоит и дальше вести свою бездомную, полную опасностей жизнь.

А мне осталось сделать только то, что я обычно делаю в таких случаях: рассказать своим читателям о несчастной кошке, мечущейся между двумя своими родинами…

Мой сосед держит козу, с которой всю последнюю зиму творится что-то неладное. Что, собственно, с ней такое, сказать трудно, однако он пришел ко мне с просьбой сделать ей пару инъекций аскорбинки: