пределах страны. Именно поэтому руководство ЦРУ решило, что чрезвычайные обстоятельства этого дела требуют прямых действий с их стороны. Эти действия могут и будут осуществляться до тех пор, пока ЦРУ не получит прямого указания Совета национальной безопасности приостановить их. Руководствуясь этим положением, ЦРУ в исключительно вежливой, но решительной форме информировало об этом ФБР, выразив, конечно, признательность за сотрудничество и одновременно благодарность за возможную помощь и содействие в будущем.

В итоге вашингтонская полиция оказалась обведенной вокруг пальца, получив одного убитого и одного раненого, который к тому же еще исчез с места происшествия и был якобы доставлен кем-то в неизвестный госпиталь в Вирджинии – «состояние серьезное, перспективы неопределенные». Недовольная полиция осталась неудовлетворенной заверениями и объяснениями различных федеральных ведомств, однако вынуждена была прекратить дальнейшее расследование «своего» дела.

Юридическое крючкотворство и недоверие проявлялись в меньшей степени в оперативных условиях, когда межведомственное соперничество казалось чем-то мелким и ничтожным по сравнению со смертью человека. Руководители оперативных групп обоих ведомств договорились о координации своих действий.

К вечеру того же дня в Вашингтоне был объявлен самый крупный за всю историю города «общий розыск», объектом которого стал Малькольм. К утру выяснились многие подробности и обстоятельства происшедших событий, однако так и не удалось обнаружить, где же скрывается Малькольм…

…Все это не способствовало улучшению настроения группы людей, собравшихся хмурым утром следующего дня на совещание в одном из учреждений в центре Вашингтона. Большинство оставались на работе в прошедшую ночь и не имели особых причин для радости. В эту группу по координации и связи входили все заместители директора ЦРУ и представители всех разведывательных органов и спецслужб страны. Председательствовал на совещании заместитель директора, курирующий деятельность Управления тайных служб. Поскольку кризисная ситуация возникла в подведомственном ему подразделении, то именно ему и было поручено возглавить расследование инцидента. Обращаясь к мрачно настроенным участникам совещания, сидевшим перед ним, он в сжатой форме подвел итоги событий предыдущего дня:

– Итак, восемь сотрудников убито, один ранен и один, вероятный «двойник», бесследно исчез. На сегодня мы имеем лишь очень приблизительный – и, я должен признаться, сомнительный – ответ на вопрос, почему это случилось.

– На чем вы основываете предположение, что записка, которую оставили убийцы, является фикцией? – спросил один из присутствующих, одетый в форму офицера военно-морских сил США.

Заместитель директора вздохнул: ох уж этот офицер – вечно требует повторных разъяснений!

– Мы не делаем категоричных выводов. Мы лишь считаем это вероятным. По нашему мнению, это всего лишь уловка, попытка возложить ответственность за убийство на наших потенциальных противников. Конечно, мы знаем, что они действуют очень решительно и могут пойти на крайности, однако мелодраматическая месть не свойственна их методам, точно так же как и записки, дающие подробные ответы на возникающие у нас вопросы.

– Могу я задать вам пару вопросов, господин заместитель директора?

Заместитель директора наклонился вперед, полный внимания:

– Конечно, сэр.

– Спасибо. – Спрашивавший был маленький мужчина весьма почтенного возраста. Те, кому он был незнаком, принимали его за доброго старого дядюшку, в глазах которого постоянно искрилась смешинка. – Мне хотелось бы просто кое-что освежить в памяти. Поправьте меня, если я что-нибудь перепутаю. Тот человек, ну, убитый у себя в квартире, Хейдеггер, у него в крови обнаружили пентонал натрия, не так ли?

– Совершенно верно, сэр, – напряженно ответил заместитель директора, пытаясь вспомнить, не пропустил ли он каких-нибудь важных деталей, когда в начале совещания излагал обстоятельства дела.

– Однако никто другой из убитых не подвергался допросу, насколько мы можем судить. Очень странно. Они пришли к нему поздно ночью, раньше чем к остальным, и он был убит незадолго до рассвета. Тем не менее, расследование указывает на то, что этот парень, Малькольм, побывал у него на квартире днем, уже после ранения Уэзерби. Вы говорите, что нет никаких данных, подтверждающих, что Хейдеггер был «двойником»? Никаких необъяснимых денежных расходов, выходящих за рамки его заработка, никакого дополнительного источника благосостояния, никаких порочащих его связей, никакого повода и уязвимых моментов для шантажа?

– Ничего, сэр.

– А как насчет признаков психической неуравновешенности?[1]

– Полностью отсутствуют, сэр. Кроме его приверженности к алкоголизму в прошлом, он, как представляется, был совершенно нормальным человеком, хотя и склонным к затворничеству и одиночеству.

– Да, я читал в отчете. А что показала проверка остальных? Нет ли чего-нибудь необычного?

– Нет, сэр, ничего.

– Сделайте одолжение, прочтите, пожалуйста, что сказал Уэзерби докторам. Кстати, как он себя чувствует?

– Гораздо лучше, сэр. Врачи говорят, что он выживет, но сегодня утром они ампутируют ему ногу. – Заместитель директора листал страницы, пока не нашел ту, которую искал. – Ага, вот. Только необходимо помнить, что большую часть времени он находился в бессознательном состоянии, но, придя в себя, взглянул на врачей и сказал: «Это Малькольм ранил меня. Он подстрелил нас обоих. Поймайте и убейте его».

С дальнего конца стола послышалось какое-то движение. Это офицер военно-морских сил наклонился вперед в своем кресле и проговорил с трудом, проглатывая слова:

– Я считаю, что мы должны найти этого сукиного сына и вытащить его из крысиной норы, в которой он прячется.

Весьма пожилой человек издал смешок и сказал:

– Да, я согласен, мы должны найти нашего беглеца Кондора. Однако я считаю, что будет жаль, если мы