слов, и атласами, по которым можно было определить свое местоположение, историческими текстами — сборищем фактов — и следами перемещения войск, по которым можно было представить, где вы могли оказаться и что могло произойти.

Мы рассказали ему всю правду.

— Да пошли вы! — брюзгливо произнес школьный учитель. — Почему я должен верить хотя бы одному вашему слову?

— Кому бы взбрело в голову выдумать такое? — ответил Зейн.

— Я учу подростков! Вы что же, думаете «Домашние животные» — это единственное, с чем мне приходится иметь дело?

— Нам-то какой интерес во всей этой дикой истории? — спросил я.

— Вы за дурачка меня держите? Многие не хотят делать то, что непосредственно в их интересах… даже если знают что. И большинство из них психи!

— Чокнутые, — поправил Рассел.

— Да пошли вы!

— Справедливо, — согласился Рассел.

— Вы приклеили моего сына к изгороди!

Хейли сказала:

— Но мы не оставили его валяться на земле.

— Он стоит, словно хочет сказать «Пошли вы!» тем, кто его уложил, — пояснил Зейн.

— Нижняя отметка, — сказал я, — либо ты сумасшедший, либо нет. Мы, по крайней мере, рассуждаем здраво.

— Вы имеете право знать, как любил вас человек, которого уже нет в живых.

— Какой смысл говорить о правах, когда весь мир порочен насквозь? Какой прок толковать о здравомыслии, когда все кругом словно с ума посходили?

Жюль расхаживал перед столом, как пантера за незримыми прутьями клетки. Взад-вперед, пока наконец тяжело не опустился в кресло.

— Они сказали, что мне могут прислать только его прах.

— Это была их правда, — ответил я. — И ложь, приготовленная для вас.

Жюль оглядел нас:

— Что делать?

— Извечный вопрос, — сказал я. — Половина ответа в том, что вы можете помочь нам, а потом выбросить все это из головы.

— Вторая половина мне не нравится.

— Мы можем изменить вторую половину и рассказать вам про наш план.

— Конечно при условии, — сказал Рассел.

— В целях безопасного проведения операции, — добавил Зейн.

— Чтобы гарантировать безопасность и вам тоже, — сказала Хейли.

— Вашим парням даже на ум не приходит, чем вы тут занимаетесь, — покачал головой Жюль.

— Может, именно здесь нам потребуется ваша помощь, — сказал я. — Подбросить им ложную наживку.

Жюль пристально смотрел куда-то далеко, сквозь нас.

— Леон всегда был необычным ребенком. Он никогда ничего не говорил о том, чем занимается Йэрроу, но когда он выбрал общественную службу, я стал еще больше гордиться им. Я знал, что он сможет стать звездой на Парк-авеню или в Гарварде, но выбрать работу на государство… Но и там он блистал! Он так волновался, когда его вызывали на работу в СНБ! Год прожил на чемоданах, но в конце концов добился заветного постоянного места. Это было все, что он рассказывал мне, эти проклятые аббревиатуры: СНБ, ЦРУ. Мы сжимаем названия вещей до начальных букв — так легче выговорить, но тем непроницаемее становятся эти вещи.

— Что же вам удалось увидеть сквозь эту непроницаемость? — спросил я.

— Может, что-нибудь забавное? — сказал Рассел. — Не то чтобы очень плохое, но и не хорошее тоже.

— Что он говорил, — объяснила Хейли. — Что делал. Какую-нибудь его непонятную шутку. Перемены в личной жизни. А может, у него появились какие-нибудь новые приятели или…

— Или телефонный звонок, — сказал Жюль.

Мы застыли, боясь пошевелиться.

— Телефонный звонок, — повторил Жюль. — Вот, собственно, и все. Я даже и думать про него забыл. В тот день, когда он собирался уезжать… уезжать туда к вам, в Мэн, теперь-то я понимаю, но тогда… Словом, тогда мне позвонили. Поздно. Какой-то мужской голос. Он сказал… что он из офиса Леона. Спросил, собирается ли Леон вернуться в Нью-Йорк. Я ответил, что у Леона нет времени заехать в округ Колумбия. Мужчина сказал, что перехватит его по дороге, и повесил трубку.

— И…

— Раньше такого никогда не случалось, — ответил Жюль. — Зачем звонить, чтобы узнать, приедет ли Леон?

— Нью-Йорк — удобное местечко, чтобы кого-нибудь убрать, — пожала плечами Хейли.

— Они должны были действовать наверняка, — сказал я. — Быть уверенным, что он приедет в Нью- Йорк, и вместе с тем — пускать ли в дело сестру Смерть в Мэне.

— Так что все равно не понять, внутреннее ли это дело, — вмешался Рассел, — или работал человек из другой организации. Этот телефонный звонок вписывается в оба сценария.

Жюль воззрился на нас.

— Но может быть, самое важное, — сказал я, — что можно заключить из этого звонка, — это то, что доктор Ф. должен был умереть, прежде чем вернуться в округ. Возможно, его убили не за то, что он сделал, а за то, что собирался сделать.

— Упреждающий удар, — сказал Зейн. — Самое популярное средство.

— Но я… — Жюль так и не решился сказать, чего боится.

— Нет, — ответил я, — абсолютно никакой разницы, предпринимали вы что-либо или нет.

Хейли решила подбросить Жюлю сестру Смерть:

— Он никогда не упоминал имя Нэн Портер?

— Нет.

Зейн назвал человека, который мог подстроить смерть его сына:

— Или Кайл Руссо?

— Нет. А он…

— Телевизор! — воскликнул Зейн. — Я видел в телерекламе… Жюль, у вас есть автоответчик?

Автоответчик нашелся: это была белая пластмассовая коробочка, прикрепленная шнуром к стоявшему на столе телефону.

— Но он сохраняет только двадцать входящих звонков, — сказал Жюль, прокручивая назад жидкокристаллический дисплей с номерами звонивших. — После смерти Леона… Выражения соболезнования… Ответы на приглашение… Ни одного звонка до вчерашнего дня. Но я помню, что тот мужчина звонил из округа, код двести два.

Он откинулся в кресле. Покачал головой.

— Сначала правительство сообщает тебе, что твой сын мертв и тело его кремировано, затем являются какие-то люди и говорят, что они лентой приклеили его, уже мертвого, к изгороди… Допустим, я поверю вам. Допустим, положусь на вас. Но все равно вы…

— Сумасшедшие, — закончил я.

— Хотя бы это. — Жюль покачал головой. — Что от меня требуется?

— Никому не рассказывать про нас, — попросил Зейн.

— Помочь, — кивнул Рассел.

Хейли взяла с полки толстый рецептурный справочник. Протянула его Жюлю.

— Берите все, что вам нужно, — сказал Жюль.

— Нам нужно все, — ответил я.