— Она так странно глядела.

— Она всегда странно глядит, — небрежно махнул рукой брат. — Девушка с душком.

— Вот именно. Понимаешь, она на нас смотрит, а мне кажется… — Я не могу подобрать правильного слова. — Будто я делаю что-то совершенно неприличное. Словно мы с тобой в чем-то виноваты, словно мы…

— Что?

— Слишком близко оказались.

— Мы же брат и сестра. Конечно, мы всегда рядом.

— Вместе в кровати и спали.

— Конечно, мы спали. Что нам еще делать в кровати вместе. Любовью заниматься?

Я хихикнула:

— Она так посмотрела, словно мне вовсе не положено быть у тебя в комнате.

— А где тебе еще быть? — Брат, похоже, ничуть не взволновался. — Где нам еще поговорить, придворные так и шныряют поблизости, норовят каждое слово подслушать. Она просто ревнует. Она бы все королевское приданое отдала за то, чтобы оказаться со мной в постели посреди бела дня. А по мне — лучше голову сунуть в пасть льву, чем положить ей на колени.

— Думаешь, не стоит беспокоиться? — улыбнулась я.

— Совершенно не стоит, — лениво отмахнулся он. — Она моя жена. Я как-нибудь с ней разберусь. Сама знаешь, как это делается в браке, захочу — вообще от нее избавлюсь и возьму себе хорошенькую.

Анна решительно отказалась проводить Рождество в Гринвиче, если не она будет в центре внимания. Генрих снова и снова пытался ей объяснить — это пойдет на пользу им обоим, но она никак не могла смириться, что он предпочел королеву.

— Я уеду! — кричала сестра. — Ни за что не останусь здесь, где на меня никто внимания не будет обращать. Поеду в Гевер, проведу Рождество в деревне. Или лучше вернусь ко французскому двору. Отец уже там, мне будет весело. Ко мне во Франции всегда хорошо относились.

Он побледнел, будто она его ножом пырнула.

— Анна, любовь моя ненаглядная, единственная, не говори таких слов.

— Единственная любовь? — кинулась она на короля. — А на Рождество посадите рядом другую.

— И в этот день, и во все остальные лучше тебя мне не найти. Но если Кампеджо все еще докладывает обо всем Папе, мне нужно, чтобы все знали — я отказываюсь от королевы из самых чистых побуждений, просто по необходимости.

— Я, значит, недостаточно чиста? — Анна словно выплюнула эти слова.

Быстрота ума, которая так хорошо служила ей в придворном флирте, теперь оборачивалась против короля. И он не мог устоять — ни тогда, ни сейчас.

— Любовь моя ненаглядная, ты мой чистый ангел. И я хочу, чтобы об этом знал весь мир. Я сказал королеве, что ты будешь моей женой, ибо ты — лучшее, что есть в целой Англии. Этими самыми словами.

— Вы говорили с ней обо мне? — вскрикнула Анна. — Только не это. Оскорбление за оскорблением. А что она вам ответила? Что я не ангел, а всего лишь ее бывшая фрейлина? Что я ни на что не гожусь — даже рубашки подшивать?

Генрих закрыл лицо руками:

— Анна!

Она отвернулась, подошла к окну. Я притворялась, будто читаю книгу, низко склонила голову и быстро водила пальцем по строчкам, но в глазах все расплывалось. Тайком мы оба — король и его бывшая любовница — наблюдали за Анной. Плечи слегка сгорбились, кажется, пытается сдержать рыдания. Потом спина расслабилась, она обернулась — в глазах слезы, от гнева щеки порозовели, вся волнение, вся возбуждение. Приблизилась к королю, нежно тронула его за руку.

— Прости меня, — проворковала она, — прости меня, любовь моя.

Он взглянул на нее, не веря такому счастью. Распахнул объятья, она уютно устроилась у него на коленях, обняла его за шею, прошептала:

— Прости меня.

Я тихонько поднялась, по кивку Анны выскользнула из комнаты, с порога услышала ее слова:

— Хорошо, я побуду в лондонском доме, а ты оплатишь мой рождественский пир.

Королева приветствовала меня легкой улыбкой победительницы. Ей, бедняжке, казалось — нет Анны, нечего и опасаться. Он не знала, какую епитимью наложила Анна на короля в качестве платы за отсутствие на рождественском пиру. Она ни о чем не догадывалась, хотя весь двор прекрасно понимал, что вежливое обхождение короля ни о чем не говорит.

Но она недолго находилась в неведении. Генрих ни разу не отобедал с ней наедине. Он вообще ни разу не остался с ней один на один, всегда в чьем-то присутствии. Не протанцевал с ней ни единого танца. Сказать по правде, он вообще не танцевал, только наблюдал за другими танцорами. Время от времени придворные кавалеры кружили перед ним новых красоток — юную наследницу из семьи Перси, следующую девчонку из рода Сеймуров. Кто только мог добиться места при дворе, прислал свою молоденькую чаровницу — вдруг удастся заполучить короля и стать новой королевой. Но король ни на кого не обращал внимания. Сидел утомленно рядом с женой, весь в мечтах о своей собственной красавице.

Вечером королева долго-долго стоит на коленях на молитвенной скамеечке, многие придворные дамы уже дремлют, ждут не дождутся, пока уже она нас отпустит. Когда королева наконец встала после молитвы, оказалось, что не сплю я одна.

— Ну вот, сколько же здесь Петров, — с грустью оглядела неверных слуг королева.

— Мне очень жаль, ваше величество.

— Похоже, здесь она или не здесь, ничего не меняется, — промолвила брошенная бедняжка. Склонила голову, будто головной убор слишком тяжел. Я отколола булавки, сняла с нее чепец. Как же поседели у нее волосы! За последний год она больше постарела, чем за пять предыдущих.

— Нет, нет, просто страсть, страстишка. Он выше этого. — Похоже, королева говорила сама с собой. — Она ему скоро надоест, как все остальные. Бесси Блаунт, ты, а теперь вот Анна.

Я молчала.

— Сколько бы эта чаровница ни старалась, главное — ему не впасть в грех против Святой Церкви, я только об этом молюсь: „Господи, не дай ему впасть в грех“. А ко мне он вернется.

— Ваше величество, — тихонько начала я. — А если не вернется? Если признают ваш брак недействительным, если он женится на ней? Куда вы пойдете? Есть у вас убежище на случай крайней нужды?

Усталые голубые глаза взглянули на меня, словно королева Екатерина только что меня заметила. Протянула руки, чтобы удобнее было снять с нее платье, повернулась спиной, я заметила раздраженную от власяницы кожу. Ничего не сказала, помнила — она не любит, когда другие это видят.

— Я не готовлюсь к поражению, не желаю так низко падать. Уверена — Бог приведет Генриха обратно и мы снова будем счастливы вместе. Я знаю, моя дочь станет королевой Англии, лучше королевы не найти, уверена. Ее бабка — Изабелла Кастильская, какие тут сомнения, что женщина может править целым государством. Царствование нашей дочери войдет в историю, а король до самой моей смерти останется тем, чем был, когда мы только встретились, — Генрихом Верное Сердце, вот кем.

Она встала и ушла в спальню, служанка, дремавшая у огня, вскочила, взяла у меня платье и чепец королевы.

— Благослови тебя Господь, — сказала Екатерина. — Можешь отпустить всех остальных, пусть отправляются спать, чтобы не опоздать завтра утром на мессу. И ты тоже, Мария, я люблю, когда мои придворные дамы приходят на мессу.