Он прервал поток болтовни, только когда мы прошли через большой зал и поднялись по темным ступенькам к королевским покоям. У короля сидел кардинал Уолси, так что Георг потянул меня на скамью под окном и принес бокал вина. Мы ожидали, пока король и его самый доверенный советник закончат разговор вполголоса.

— Наверно, считают кухонные объедки, — шепнул, озорничая, Георг.

Я улыбнулась. Попытки кардинала вести королевский двор с меньшей расточительностью служили постоянным источником развлечения тем придворным, чьи доходы росли как раз благодаря этому чрезмерному мотовству, а значит, и моей семье.

Позади нас кардинал поклонился и приказал пажу собрать бумаги. Кивнул нам, пока Георг усаживал меня в только что освободившееся кресло перед камином.

— Желаю доброй ночи, ваше величество, мадам, сэр, — произнес кардинал и покинул комнату.

— Выпей с нами бокал вина, Георг, — предложил король.

Я взглянула на брата с мольбой.

— Благодарю, ваше величество. — Георг разлил вино — королю, мне и себе. — Вы работаете допоздна, сир?

Генрих махнул свободной рукой:

— Ты же знаешь кардинала. Неутомим в трудах.

— Но смертельно скучен, — дерзко продолжил Георг.

— Ты прав, смертельно скучен, — злорадно согласился король.

Он отослал Георга в одиннадцать, а в двенадцать мы очутились в постели. Он нежно ласкал меня, нахваливал пышность груди и округлость живота. Я старалась запомнить его слова — в следующий раз, когда мать опять начнет попрекать меня, смогу ответить, что и такой нравлюсь королю. Но не было радости в моем сердце. Когда забрали моего сына, с ним исчезла и часть меня. Не могу я любить этого человека, зная — он не станет меня слушать, зная — я не смею обнаружить мое горе. Он — отец моих детей, но нисколько ими не интересуется, они слишком малы, их не используешь как фишки в игре «Кто наследует трон?». Он не первый год мой любовник, но до сих пор главная задача — не дать ему возможности узнать меня. Он лежал на мне, двигался внутри меня, а я чувствовала себя такой же одинокой, как моя тезка- шхуна посреди океана.

Генрих сразу же заснул. Навалился на меня, тяжело дышит прямо в лицо, борода щекочет шею. Впору разрыдаться, но я лежу тихо. Я — Болейн, а не кухонная девка, могу и потерпеть.

Лежу тихо и вспоминаю, как сияет луна над рвом замка Гевер, мечтаю о своей уютной спальне, о собственной постели. Стараюсь не думать о детях: Катерина в своей кроватке в Гевере, малыш Генрих в колыбельке в Виндзоре. Нельзя плакать у короля в постели. Надо быть готовой улыбнуться, как только он проснется.

К моему удивлению, он проснулся в два.

— Зажги свечу, — попросил он. — Не могу спать.

Вылезла из постели. Болела каждая косточка — не шутка пролежать столько времени под тяжестью его тела. Разворошила дрова в камине, зажгла свечу от пламени. Генрих сел и натянул одеяло на голые плечи. Я накинула платье и устроилась в кресле, ожидая, чего он еще захочет.

С ужасом заметила — он тоже отнюдь не кажется счастливым.

— Что случилось, милорд?

— Как ты думаешь, почему королева не родила мне сына?

Я была ошарашена таким поворотом и не смогла быстро найти учтивый ответ, как полагалось бы придворной даме.

— Я не знаю. Простите, сир, ее время прошло.

— Ясно, — нетерпеливо прервал он. — Ну а раньше? Когда я женился на ней, мне было восемнадцать, а ей двадцать три. Она была прекрасна, не могу выразить, как прекрасна. Да и я был самый привлекательный принц в Европе.

— Вы и сейчас такой, — быстро вставила я.

Он самодовольно улыбнулся:

— Не Франциск?

Я отмела короля Франции:

— Никакого сравнения с вами.

— Я уже был сильным, зрелым мужчиной. Все это знали. И она сразу же зачала. Знаешь, как скоро после свадьбы она почувствовала первое движение ребенка?

Я покачала головой.

— Через четыре месяца! Только подумай! Я сделал ей ребенка в первый же месяц. Разве это не мужская сила?

Я ждала, что будет дальше.

— Девочка. В январе родилась мертвой.

Я отвернулась к огню — не могла видеть его расстроенного лица.

— Она снова понесла. На этот раз — мальчик. Принц Генрих. Мы окрестили его, устроили турнир в его честь. В жизни не был так счастлив. Его назвали Генрихом в честь меня и в честь моего отца. Мой наследник, мой сын. Родился первого января и умер в марте.

Я застыла — моего сыночка, моего Генриха забрали от меня, а ведь он тоже может не дожить до трех месяцев. Король не обращал на меня внимания — он был далеко, в прошлом, когда он был немногим старше, чем я теперь.

— Следующий ребенок — перед войной с Францией. Выкидыш случился в октябре. Осенняя утрата. Вся радость победы над Францией отравлена. И королева тоже погасла. Через два года, весной — еще один ребенок родился мертвым, опять мальчик. Еще один принц Генрих, если бы только выжил. Но он не выжил. Никто из них не выжил.

— У вас есть принцесса Мария, — шепотом напомнила я.

— Она была следующей. Я был уверен — теперь все изменится. Бог знает, на что я надеялся — я думал, это была просто неудачная полоса, может быть, болезнь, что-то такое, а теперь это прошло. Раз один ребенок выжил, за ним последуют и другие. Но ей понадобилось два года, чтобы снова забеременеть. Опять девочка — и опять мертвая.

Затаив дыхание, следила я за этой семейной историей. Слышать страшный список потерь из уст отца было так же мучительно, как видеть его жену, преклоняющую колени у молитвенной скамеечки, когда она, перебирая четки, называет одного за другим умерших детей.

— Но я знаю, в чем дело. — Генрих приподнялся на подушках, его лицо, только что полное горя, пылало гневом. — Я-то был в полной силе, я-то мог иметь детей. У Бесси Блаунт уже был сын от меня, когда королева рожала своего последнего мертвого ребенка. У Бесси — сын, а у королевы только детские трупики. Почему так должно было случиться? Почему?

Я только головой покачала:

— Не знаю, сир. На все воля Божья.

— Да! — Казалось, он был доволен. — Именно так. Ты права, Мария. Это воля Божья. Так и должно было случиться.

— Неужели Бог хотел вас наказать? — Я тщательно подбирала слова, вглядываясь в его профиль в полумраке и жалея, что не могу услышать подсказки от Анны. — Во всем христианском мире вы наверняка Его самый любимый принц.

Он повернулся ко мне. В темноте голубые глаза потеряли свой цвет.

— Ну и кто же, по-твоему, виноват? — Он как будто внушал мне какую-то мысль.

Я вытаращила глаза и разинула рот, как деревенский дурачок, застрявший на перелазе. Как понять, что он от меня хочет?

— Королева?

Он кивнул:

— Наш брак был проклят. В этом-то все и дело. Проклят с самого начала.

Я подавила невольное возражение.

— Она жена моего брата. Не должен я был на ней жениться, меня отговаривали, но я был молод и