чистыми полотняными простынями — к счастью.

Гораздо позже, посмеявшись над следами укусов, он наполняет большую деревянную ванну, ставит на кухне перед огнем, я погружаюсь в горячую, благоухающую воду, а Уильям тем временем расчесывает мне волосы. Корсаж, юбка, белье — все нуждается в стирке, так что он настаивает — я должна надеть его рубашку и штаны, которые на поясе приходится заложить в складки. Закатываю штанины, становлюсь похожа на матроса на палубе. Он отводит мою лошадь на луг, освободившись от седла, она с удовольствием катается по земле, а потом пускается наперегонки с охотничьим конем Уильяма, взбрыкивая и выбрасывая ноги, как жеребенок. Потом Уильям готовит мне большую порцию овсянки с желтым медом, мажет пшеничный хлеб маслом, нарезает толстыми ломтями мягкий местный сыр. Смеется над моим рассказом о путешествии вместе с Джимми, бранит за то, что отправилась в путь одна, снова затаскивает меня в постель, и мы опять друг у друга в объятьях. Только когда стемнело, наконец, снова проголодавшись, встаем.

Ужинаем на кухне, при свечах. В мою честь Уильям зарезал старую курицу, зажарил на вертеле. Я вооружилась парой перчаток — мне поручено поворачивать вертел, пока Уильям режет хлеб, цедит эль, достает из погреба масло и сыр.

Закончили ужин, пододвинули стулья к огню, выпили друг за друга. Наступила удивительная тишина.

— Просто не верится, — произнесла я через некоторое время. — Я думала только о том, как до тебя добраться. Не представляла, какой у тебя дом, что мы будем делать дальше.

— А теперь?

— Даже не знаю, что и думать, — признаюсь я. — Наверно, привыкну. Буду женой фермера.

Наклонился, подбросил в огонь брикет торфа, подождал, пока огонь разгорится, спросил:

— А твоя семья?

Я пожала плечами.

— Ты хоть записку оставила?

— Нет.

Он расхохотался:

— Любовь моя, о чем ты только думаешь?

— О тебе. Я вдруг поняла, как сильно тебя люблю, и могла думать только о том, что должна до тебя добраться.

Он протянул руку, погладил меня по волосам.

— Хорошая девочка, — сказал одобрительно.

Я рассмеялась:

— Хорошая девочка?

Уильям не смутился.

— Да, очень хорошая.

Наклонила голову, его рука скользнула ниже, на шею, он легонько сжал мой загривок, так кошка держит котенка. Закрываю глаза, тая от его прикосновения.

— Тебе нельзя оставаться, — мягко сказал Уильям.

Удивленно открыла глаза:

— Что?

Он поднял руку, останавливая поток вопросов:

— Не думай, что я тебя не люблю, как раз наоборот.

— Из-за денег? — испугалась я. Он покачал головой:

— Из-за детей. Если ты останешься у меня, никого не предупредив, не заручившись ничьей поддержкой, у тебя отнимут детей, ты их больше никогда не увидишь.

Я закусила губу.

— Анна так и так может их забрать.

— Или вернуть, — напомнил он. — Ты говоришь, она ждет ребенка?

— Да, но…

— Если родится мальчик, твой будет не нужен. И мы окажемся тут как тут, когда она бросит его за ненадобностью.

— Думаешь, удастся вернуть сына?

— Не знаю. Но надо быть при дворе, чтобы иметь возможность бороться. — Тепло его рук ощущается даже через полотняную рубаху. — Я вернусь вместе с тобой. Оставлю кого-нибудь вести дела на ферме, король найдет мне место. Сможем быть рядом, пока не поймем, куда ветер дует. Заберем детей, если получится, и тогда уж вернемся сюда.

Он запнулся, помрачнел, спросил смущенно:

— Моя ферма достаточна хороша для них? Они выросли в Гевере, и тут рядом огромный дом, принадлежащий вашей семье. Они благородного происхождения, а что я могу им предложить?

— Они будут с нами. Получат новую семью, может, не такую аристократическую, зато любящую, отца и мать, поженившихся по любви, а не из-за денег и положения. Им будет лучше, а не хуже.

— А тебе? Это не Кент.

— Но и не Вестминстерский дворец. Я приняла решение, когда поняла — тебя мне ничто не заменит. Ты мне нужен, и чего бы это ни стоило, я буду с тобой.

Крепко сжал мне плечи, перетащил с табурета к себе на колени, прошептал в самое ухо:

— Скажи еще раз, вдруг мне просто приснилось.

— Ты мне нужен. Чего бы это ни стоило, я буду с тобой.

— Выйдешь за меня? — спросил Уильям.

Закрыла глаза, уперлась лбом ему в грудь.

— Да, да.

Мы поженились, как только просохло мое платье, потому что я наотрез отказалась идти в церковь в его штанах. Священник знал Уильяма, уже на следующий день он открыл для нас церковь и с головокружительной скоростью совершил обряд. Мне было все равно. Первый раз я венчалась в королевской часовне Гринвичского дворца, в присутствии короля, а не прошло и нескольких лет, как брак стал прикрытием любовной интрижки и закончился смертью. Эта свадьба, такая простая и незамысловатая, сулила совсем другое будущее — жизнь с человеком, которого люблю.

Рука об руку мы возвратились домой, где нас ждал свадебный завтрак — свежий домашний хлеб и окорок, который Уильям закоптил собственноручно.

— Надо и мне всему научиться. — Я беспомощно подняла взгляд на стропила, с которых свисали три оставшиеся свиные ноги.

— Ничего тут нет трудного, — рассмеялся Уильям. — И мы обязательно наймем служанку, а когда пойдут ребятишки, меньше чем двумя женщинами не обойтись.

— Ребятишки? — Моя первая мысль о Екатерине и Генрихе.

— Наши дети, — улыбаясь, объяснил мой муж. — Наполним дом маленькими Стаффордами, разве нет?

На следующий день мы выехали обратно в Вестминстер. Я сразу же отослала брату письмецо с лодочником, заклиная его сообщить Анне и дядюшке — я заболела, испугалась, что это горячка, и поэтому покинула двор, никому ничего не говоря, и уехала в Гевер, пока не поправлюсь. Ложь, столь неумелая и запоздалая, вряд ли могла кого-нибудь обмануть, но в связи с замужеством и беременностью моей сестрицы всем, конечно, не до меня.

Мы вернулись в Лондон на барке, погрузив туда же двух лошадей. Я ехала с тяжелой душой, мне куда больше хотелось оставить двор, жить с Уильямом в деревне, не пришлось бы нарушать его планы, отрывать от фермы. Но Уильям настроен решительно.

— Ты не сможешь без детей. Не хочу брать грех на душу.

— Очень благородно, — бросила я в сердцах.

— Несчастная жена — последнее дело, — подбодрил он меня. — Не забудь, я провожал тебя из Гевера в Лондон. Знаю, какой несчастной ты можешь быть.

Мы доплыли быстро — помогли прилив и попутный ветер. Пристали к ступеням Вестминстера, я сошла