На мгновенье Уильям смутился:
— А, морская болезнь, я о ней совершенно забыл.
Тут я поняла — какой обманщик!
— Вообще ничего не было, да? Скажи правду. Все выдумал, просто хотел положить мне голову на колени, чтобы с тобой сидела, тебя баюкала?
Он притворно смутился, повесил голову, как напроказивший мальчишка, а потом вдруг широко усмехнулся:
— Нет, это ты мне скажи правду, моя дорогая леди Кэри. Счастливее часов в жизни не случалось, признайся? Что, неправду говорю?
Я прикусила язычок. Помолчала немножко. Конечно, были в моей жизни счастливые моменты, и не раз. Меня любил король. Любящий муж сумел снова завоевать мое сердце. Столько лет я была удачливей своей сестры. Но чтобы быть счастливой столько времени подряд — целых шесть часов? Нет, никогда.
— Ты прав, — сдалась я наконец. — Счастливейшие шесть часов в жизни.
Корабль подошел к пристани — шум и гам вокруг, моряки и портовые рабочие высыпали поглазеть на короля и Анну. Когда те ступили на землю английских владений во Франции, раздались приветственные крики. Потом мы все собрались на мессу в соборе Святого Николая, вместе с губернатором Кале, он носился вокруг Анны, будто она и впрямь коронованная особа. Но что бы там губернатор Кале ни выделывал, что бы ни говорил, ее тревога не улеглась — король Франции не настроен столь дружественно, Генриху пришлось оставить Анну в Кале, а самому скакать навстречу Франциску.
— Вот глупец, — бормочет про себя Анна, глядя в окно замка на короля во главе отряда рыцарей. Генрих машет шляпой приветствующей его толпе, а потом оборачивается, кивает в сторону замка в надежде, что она на него смотрит.
— В чем дело?
— Должен был догадаться — французская королева не захочет со мной встречаться. Она испанская принцесса — вроде Екатерины. И королева Наваррская не пожелала меня видеть. Зачем ее только спросили, дали ей повод отказаться.
— А она объяснила, почему отказывается? Всегда была так добра к нам в детстве.
— Сказала, я — настоящая интриганка, — отрезала Анна. — Боже милостивый, до чего же все эти женщины заносчивы, теперь, когда повыходили замуж! Как будто ни одна из них не ловила себе жениха.
— Что же мы — вовсе не увидим Франциска?
— По крайней мере, не официально. И дамы не приедут на встречу. — Она забарабанила пальцами по подоконнику. — Екатерину-то французская королева не позабыла поприветствовать. С ней все тут немало носились.
— Сама понимаешь, ты пока не королева, — опрометчиво заметила я.
Она бросила на меня ледяной взгляд:
— Да, я знаю. Благодарю за напоминание, успела заметить за последние шесть лет, хватило времени это усвоить. Однако я собираюсь стать королевой. В следующий раз приеду во Францию после коронации, и она пожалеет, что так со мной обращалась. А когда Маргарите Наваррской придет в голову выдать своих дочек за моих сыновей, я уж вспомню, что она меня назвала скандалисткой. Поверь мне, не позабуду и про тебя, все торопишься мне напомнить — я еще не королева.
— Анна, я всего-навсего сказала…
— Тебе бы лучше помолчать и подумать прежде, чем рот открывать, — огрызнулась сестрица.
Генрих пригласил короля Франциска посетить крепость Кале, и два дня подряд все придворные дамы во главе с Анной пытались разглядеть через окно французского короля — знаменитого красавца. Только нам ничего, кроме пера на шляпе, видно не было. Я думала, Анна совсем взбеленится от того, что ее не пригласили, но она только улыбалась и отмалчивалась, а когда каждый вечер после ужина Генрих приходил в ее комнаты, встречала его такая веселая и довольная, что мне стало ясно — сестра что-то затевает.
Она заставила нас всех разучивать новый танец — сначала она, а все следом, и все остальные дамы приглашают сидящих за столом кавалеров. Теперь понятно — она задумала появиться в зале во время ужина и станцевать с королем Франции.
Молоденькие придворные дамы недоумевали — как она на такое осмелится. Но я знала — Генрих ей разрешил. Его удивление при появлении Анны будет таким же наигранным, как когда-то у королевы Екатерины — сколько раз ей приходилось притворяться, что не узнала под маской собственного мужа. Я почувствовала себя старой и больной при одной только мысли, столько лет всякий при дворе притворяется — опять не узнал короля под маской. А теперь Анна будет играть в эти игры, и так до бесконечности.
Несмотря на прогулки верхом с Анной каждое утро и танцы с придворными дамами каждый вечер, в середине дня мне удавалось ускользнуть и прогуляться по улицам Кале. Там, в небольшом трактире меня ждал Уильям Стаффорд. Затаскивал меня в заднюю комнату, подальше от любопытных глаз, заказывал мне кружку эля.
— Как дела, любовь моя?
— Хорошо, — отвечала я с улыбкой.
— Завтра утром поеду прокатиться с твоим дядюшкой, разузнал для него, где продают хороших лошадей. Но цены просто сумасшедшие. Каждый французский фермер так и норовит поскорее обчистить всякого английского лорда — боятся, мы тут еще не скоро снова появимся.
— Он мне сказал, что собирается назначить тебя старшим конюшим. Вот было бы хорошо, — с надеждой сказала я. — Виделись бы почаще, ты бы моей лошадкой занимался, смогли бы иногда кататься вместе.
— И пожениться, не забывай об этом, — поддразнил он. — Твой дядюшка придет в полный восторг. Его племянница выходит замуж за конюшего. Нет, любовь моя, не сулит это нам ничего хорошего. При дворе нам вообще ничего не светит.
Он коснулся пальцами моей щеки и добавил:
— Не хочу видеться урывками. Хочу, чтобы ты была рядом ночью и днем, как положено женатым людям, живущим под одной крышей.
Я промолчала.
— Я буду ждать, — проговорил нежно. — Я знаю, ты еще не готова.
— Не думай, не от того, что не люблю тебя. Все дело в детях и в семье, и в Анне, конечно. В первую очередь — в Анне. Не знаю, как ее оставить.
— Она что — в тебе нуждается? — удивился он.
— Боже милостивый, — усмехнулась я. — Конечно нет. Просто не разрешит мне уехать. Не захочет упускать меня из виду, так она в безопасности.
Я запнулась, не зная, как объяснить про наше давнее соперничество.
— Если меня нет поблизости, ни одна победа ей и вполовину не так сладка. А если у меня все плохо, унизили меня или что, она, может, даже на помощь придет, но внутри — глубоко внутри — просто умрет от радости, получи я такой удар.
— Ведьма, сущая ведьма! — Он хотел быть на моей стороне.
Я снова усмехнулась.
— Я не прочь с этим согласиться, да только, — приходится признаваться, — я, сказать по правде, точно такая же. Я ей завидую не меньше, чем она мне. Но она поднимается все выше и выше, мне так высоко ни за что не подняться. Значит, надо примириться с ее величием. Ей вот удалось поймать короля, да и удержать в придачу. А я не смогла. Честно говоря, мне не хотелось. Когда сын родился, я другого не желала — только быть с детьми и подальше от двора. А король такой…
— Какой такой?
— Он полон желания. Не только любовного. Ему подавай все на свете. Сущее дитя. А у меня теперь свои дети, настоящие, терпения не хватает быть с мужчиной, которого все время надо развлекать, как ребенка. Когда видишь — король Генрих только о себе и думает, не отличишь от маленького сынишки, нет уже сил его любить. Понимаешь, я потеряла терпение.
— Но ты же от него не ушла.
— От короля не уходят. Это король уходит.