Но Эдуард ошибся. Боже, как сильно он ошибся! Нет, слава тебе господи, не насчет того, что выиграет это сражение, которое позже назвали «сражением сброшенных мундиров». Ведь эти босоногие глупцы, бившиеся за полоумного Генриха, в такой спешке бежали с поля брани, что побросали не только свое оружие, но и одежду. Они спасались от бешеной атаки королевского войска, возглавляемого моим мужем, который прямо-таки прорубался сквозь вражеские ряды, стремясь поскорее отправиться домой, захватив обещанные мне персики и солерос.

Нет, ошибался Эдуард насчет верности Уорика и Георга. Его брат — как выяснилось впоследствии — давно планировал этот мятеж и даже заплатил за него, собираясь на этот раз обеспечить поражение Эдуарда. Эти люди надеялись убить моего мужа и посадить на трон Георга. Родной брат Эдуарда и его лучший друг, точнее, тот, кто некогда был им, решили, что единственный способ победить короля — это нанести ему удар в спину прямо на поле боя. Они бы наверняка еще и кинжалом его сзади ударили, да не удалось: слишком уж быстро скакал Эдуард на своем жеребце — никому не угнаться.

Битва еще не успела начаться, а лорд Ричард Уэллс, этот жалкий предводитель мятежников, упал перед Эдуардом на колени и признался во всем, показав и план действий, и приказы Уорика, и золото Георга. Они заплатили ему за мятеж под именем свергнутого короля Генриха, но на самом деле это была всего лишь уловка: они планировали заманить Эдуарда на север и заставить его участвовать в сражении — там бы они убили его прямо на поле боя. Уорик хорошо усвоил урок, преподанный моим мужем, и понял, что невозможно удержать взаперти такого человека, как Эдуард. Чтобы победить Эдуарда, надо его уничтожить. И Георг, его родной брат, преодолев родственные чувства, готов был перерезать ему горло прямо на поле брани и, утопая по колено в крови, добраться до короны. Эти люди подкупили несчастного лорда Уэллса, приказав поднять мятеж, и в очередной раз убедились, что Эдуард им все же не по зубам. Когда стали ясны все улики и свидетельства против Уорика и Георга, мой муж потребовал их к себе — своего ближайшего друга, которого считал старшим братом, и юного прощелыгу, который действительно был ему родным братом, — но они не явились; и только тут Эдуард наконец понял, как ему следует к ним относиться. Король призвал их к ответу как предателей, но они уже успели бежать из страны.

— Ничего, я еще увижу их мертвыми, — заявила я матери. — Увижу мертвыми их обоих. Клянусь тебе в этом, мама, что бы ты на этот счет ни думала и ни говорила!

Мы с ней сидели у открытого окна в моих покоях Вестминстера и пряли чистейшую шерсть ягнят, чтобы выткать бесценную ткань с золотой нитью для плаща моего будущего сына — поистине чудесного плаща, достойного маленького принца, наследника одного из величайших престолов христианского мира.

Мать кивнула, не сводя глаз с веретена у себя в руках, и шерсти, которую я старательно разбирала.

— Не стоит вслух желать кому-то зла, когда ткешь плащ для будущего малыша, — предупредила мать. — Злые пожелания застревают в вещах.

Я тут же остановила колесо прялки и отложила в сторону комок шерсти.

— Ладно, — сказала я, — работа может и подождать. А вот мой гнев ждать не может!

— Но разве ты не знаешь? Эдуард пообещал лорду Ричарду Уэллсу полную безопасность, если тот признается в предательстве и выдаст участников заговора; но, когда Уэллс открылся, Эдуард нарушил свое слово и убил его. Неужели ты об этом не слышала?

Я лишь молча покачала головой.

Лицо моей матери стало еще мрачнее.

— Теперь семейство Бофор громко оплакивает Уэллса, ведь он был их родственником, а враги Эдуарда получили новый козырь и новую причину для вражды. Король ведь тоже не был честен. И теперь ему никто не поверит, никто не осмелится ему сдаться. Он ведь сам продемонстрировал, что доверять ему нельзя, что он ничуть не лучше Уорика.

Я пожала плечами.

— Такова капризная удача войны. И Маргарита Бофор понимает это не хуже меня. Кстати, ей и без того было с чего горевать — она ведь считает себя наследницей дома Ланкастеров, а мы призвали ее мужа Генриха Стаффорда, и он воюет на нашей стороне. — Я холодно усмехнулась. — Вот уж бедняга! Оказался меж двух огней — приказом короля и волей жены.

Мать тоже не могла скрыть хитрой улыбки.

— Не сомневаюсь, Маргарита все это время простояла на коленях перед иконами, — заметила она. — Маргарита так хвастается своим божественным чутьем и близостью к Богу! Однако ее достижения не слишком велики.

— В общем-то, этого Уэллса можно сбросить со счетов, — рассуждала я. — Живой или мертвый, он особого значения не имел. Зато имеет очень большое значение то, что Уорик и Георг теперь направятся прямиком к королю Франции и станут нас всячески порочить, надеясь собрать там армию для очередного вторжения. У нас теперь появился новый враг — причем буквально в нашем же собственном доме, среди наших же собственных наследников. Господи, что за ужасная семья эти Йорки!

— Где теперь Георг и Уорик? — поинтересовалась мать.

— В море и, по словам Энтони, направляются в Кале. На борту судна вместе с ними находится и беременная Изабелла, но до нее никому нет дела, о ней заботится только ее мать, графиня Уорик. Видимо, они надеются добраться до Кале и сколотить там войско. Ведь Уорика во Франции обожают. Но если они действительно обоснуются в Кале, мы просто покой потеряем — они так и будут караулить наши суда на берегу моря и угрожать им, находясь всего в полдне пути от Лондона. Они не должны войти в гавань Кале, мама! Мы обязаны им помешать! Эдуард уже отдал приказ флоту, но вряд ли корабли сумеют их вовремя перехватить.

Я встала и высунулась из распахнутого окна навстречу солнечным лучам. Стоял тихий теплый день, Темза под моим окном, искрясь на солнце, текла спокойно и безмятежно. Но на юго-западе у самого горизонта, прямо над морем, виднелась темная полоса — судя по всему, там шел дождь. Я вытянула губы и тихонько засвистела.