прежнему надеешься отвоевать трон. И ты его получишь, даже если для этого тебе придется выдать меня замуж за какого-то беглого ланкастерца.
— Как только Ричард пришлет мне свои предложения и подпишет со мной договор, мы покинем убежище, — заверила я дочь. — Обещаю тебе: нам не придется еще одно Рождество встречать здесь. Даю тебе честное слово, Елизавета.
— Но нам вовсе необязательно выходить отсюда навстречу королевской славе, знаешь ли, — жалобно промолвила дочь. — Можно просто перебраться в какой-нибудь хороший дом и жить, как живут все обычные семьи.
— Хорошо, мы так и сделаем, — сказала я.
Сказала так, словно действительно думала, что мы способны быть обычной семьей. Мы — Плантагенеты! Разве можем мы быть обычными, такими, как все?
ЯНВАРЬ 1484 ГОДА
Я получила весточку из Бретани от своего сына Томаса Грея, который по-прежнему находился среди молодых повес, придворных Генриха Тюдора. Письмо пришло все в пятнах — видимо, на нем отразился слишком долгий путь — и было датировано днем Рождества 1483 года.
Генрих, как и обещал, прилюдно поклялся в соборе города Ренна, что женится на твоей дочери Елизавете, а затем предъявил свои права на английский трон. Все мы — в том числе и я, разумеется, — дружно провозгласили его королем и принесли ему присягу. Я слышал, как кто-то спросил, как он может объявлять себя наследником престола, если юный король Эдуард, возможно, все еще жив, ведь о его смерти ничего доподлинно неизвестно. Ответ Генриха весьма интересен: якобы у него есть достоверные доказательства смерти юного короля Эдуарда, хотя лично ему, Генриху, очень жаль, что так получилось, и он, Генрих, непременно отомстит этому убийце и узурпатору Ричарду. Я осведомился, о каких, собственно, доказательствах гибели моего сводного брата идет речь, и напомнил, что ты, мать Эдуарда, очень страдаешь, не имея о сыне никаких известий, не имея даже возможности его похоронить, если он действительно умер. На это Генрих повторил, что его сведения вполне достоверны и он лично не сомневается в том, что обоих мальчиков убили люди Ричарда. По его словам, принцев удушили прямо в постели, под одеялом, а потом закопали под лестницей в Тауэре.
Я отвел Генриха в сторонку и заявил, что мы могли бы, наверное, заслать в Тауэр своих слуг или платных агентов и они постарались бы обнаружить тела мальчиков, пусть Генрих только сообщит, где именно, под какой из лестниц Тауэра они закопаны. Еще я прибавил, что если тела принцев найдутся к тому времени, как он, Генрих, начнет вторжение в Англию, то в этом злодейском убийстве можно будет сразу обвинить Ричарда, и вся страна окажется на нашей стороне. «Под какой из лестниц они похоронены? — допытывался я. — Где их искать? От кого ты знаешь, как происходило это убийство?»
Ах, матушка, мне так не хватает твоего умения читать в душах людей! Ведь ты порой видишь насквозь даже самые темные души. В Тюдоре есть нечто такое… отталкивающее, что ли. Вот и в тот раз он сразу отвел глаза и возразил, что из моей затеи ничего не выйдет, что он и сам уже думал об этом, но, как ему стало известно, некий священник уже выкопал тела принцев и куда-то их отвез, желая похоронить по- христиански. Вот только похоронил он их почему-то в реке, причем в самом глубоком месте, — видимо, чтобы их никто никогда не отыскал. Я все же поинтересовался у Генриха, как звали этого священника, и он, разумеется, ответил, что не в курсе. Тогда я спросил, откуда же священнику стало известно, где закопаны тела мальчиков? И почему он кинул их в реку, а не отвез, допустим, к тебе, их матери? Разве это по- христиански — бросать тела в воду? Потом я попытался выяснить, в какой хотя бы части реки все свершилось, но Генрих и этого не знал. А в ответ на мой вопрос, кто ему все рассказал, он признался, что рассказала его мать, леди Маргарита, которой он полностью доверяет, а потому готов головой поручиться, что все это чистая правда.
Не знаю, к каким выводам придешь ты, а мне его история показалась весьма подозрительной. Да еще и с этаким неприятным душком.
Прочитав послание Томаса, я тут же бросила его в огонь, жарко горевший в камине, затем взяла перо, очинила его, погрызла верхушку и написала сыну следующее:
Совершенно с тобой согласна. Наверняка к убийству моего сына причастны и сам Генрих Тюдор, и его союзники. Иначе откуда ему известно, что мальчики погибли и как именно их умертвили? Ричард собирается в этом месяце дать нам свободу. Постарайся поскорее расстаться с Тюдором, этим очередным претендентом на престол, и возвращайся домой. Ричард тебя простит, и мы сможем наконец жить все вместе. Какие бы клятвы ни давал в церкви Генрих, сколько бы людей ни присягали ему на верность, Елизавета никогда не выйдет замуж за убийцу ее братьев, а если убийца действительно он, мое проклятие падет не только на него, но и на его сына и внука. Ни один из сыновей Генриха Тюдора не доживет до совершеннолетия, если это Генрих приложил руку к убийству моего сына.
После рождественских каникул и праздника Двенадцатой ночи в Лондон вернулись члены парламента, и я получила весьма неприятное известие, что в угоду королю Ричарду III они признали мой брак с Эдуардом недействительным, превратив меня, таким образом, в шлюху, а моих детей сделав ублюдками. Ричард, собственно, объявил об этом гораздо раньше, и, разумеется, никто с ним спорить не стал. Только теперь это превратилось в законное постановление парламента, члены которого, точно послушные дети, лишь согласно покивали королю головами.
Я не стала выдвигать никаких возражений и не велела никому из моих друзей опротестовывать это решение и защищать нас. Это стало первым шагом по вызволению нас из той тюрьмы, в которую превратилось убежище, и первым шагом к тому, чтобы стать, по выражению Елизаветы, «обычной семьей». Если, согласно закону Англии, я всего лишь вдова сэра Ричарда Грея и бывшая любовница бывшего короля, если, согласно этому закону, мои дети рождены вне брака и являются плодом вульгарного адюльтера, то никакой особой ценности мы, разумеется, не представляем, живые или мертвые, в тюрьме или на воле. А значит, не имеет никакого значения, где мы в данный момент находимся и чем занимаемся. Уже одного этого было достаточно для обеспечения нам свободы.
Впрочем, куда более важно, что, как только мы начнем тихо жить в каком-нибудь частном доме, мой мальчик, мой маленький Ричард, снова будет с нами вместе. Я думала об этом, хотя вслух не говорила даже с Елизаветой. Раз уж нас лишили принадлежности к королевскому роду, мой сын сможет ко мне вернуться. Раз он больше уже не принц, я смогу получить его обратно! Все последнее время он считался обыкновенным мальчиком Питером из небогатой семьи, проживающей в Турне. Вот пусть он, этот Питер, теперь и приедет ко мне в гости. Пусть поселится у нас в Графтоне в качестве любимого пажа и станет моим постоянным спутником, подарив хоть немного радости моему сердцу.
МАРТ 1484 ГОДА
Наконец я получила письмо от леди Маргариты. Долгое время я гадала, придет ли мне когда-нибудь послание от моей «дорогой подруги и верной союзницы». Штурм Тауэра, который готовила именно она, самым жалким образом провалился. А теперь ее сын трезвонил повсюду, что мои сыновья убиты, и заявлял
