Не сражался только Бельджер. Скрестив на груди руки и смежив веки, он стоял у входа, прислонившись к стене. Он напоминал задремавшего стража. Но Барни чуял – этот отслеживает все, что происходит. В какой-то миг даже показалось, что Бельджер смотрит прямо на него. Сквозь прикрытые веки, сквозь заросли папоротника… Барни помотал головой, отгоняя дурацкие страхи. Они с Гангелем проверяли десятки раз – из зала никак нельзя было увидеть вход.
Несколько подручных Гана еще сопротивлялись. Они истекали кровью, едва держались на ногах, держались на одном упрямстве, но – это было очевидно – бой был уже проигран. Барни медленно отпустил листья папоротника и, ступая мягко, как кошка, поспешил к лестнице.
В свое время Гангелю стоило немалых трудов обучить его двигаться без лишнего шума. Тяжелая, мощная фигура Барни, казалось, была создана для того, чтобы топать как слон. Но в конце концов усилия Гана увенчались успехом, и теперь Барни, когда хотел, мог двигаться очень и очень тихо. Но вот с ловкостью у него было не так хорошо. По дороге к лестнице он налетел на столик и опрокинул горящую свечу. Скатерть вспыхнула, но Барни не остановился. Мысль о том, что дом сгорит, показалась ему правильной. Уже потом, пробираясь по заблаговременно проложенным на крыше деревянным мосткам, он нашел этому разумное объяснение. Сундуки стоят в подвале, а значит, пожару никак не добраться до них. А вот «тайным» пришлось бы побегать. В общем, пожар был кстати.
Попетляв среди узких улочек, многократно перепроверившись, Барни пробрался в схрон хозяина, находившийся аккурат напротив уже вовсю полыхавшего трактира. Не зажигая света, Гангель стоял у окна в гостиной и, отодвинув портьеру, наблюдал за пожаром.
– Я все сделал, босс, – тихо сказал Барни, едва переступив порог.
Гангель не ответил, и Барни подошел ко второму окну, осторожно выглянул. Взметавшиеся к звездам снопы искр и длинные языки пламени завораживали. Сердце Барни затрепыхалось от восхищения и восторга перед бушующей стихией. А ведь все началось с одной-единственной свечки, подумал он.
На площади толпились люди. Просто зеваки и соседи с полными воды ведрами. Но широкое кольцо полицейского оцепления не подпускало никого. Даже подъехавших вскоре на двух подводах с бочками пожарных.
Внутри оцепления стояли «тайные». Тут же, на площади перед трактиром, стояли тяжелые сундуки, извлеченные из подвала. Золотой запас Гангеля. Не весь, но значительная часть. В том числе добыча из «желтого дома».
Там же были и полицейские сыщики. Те самые, кому Гангель регулярно платил жалованье. В несколько раз превышавшее королевское содержание.
Гангель понимал, в чем причина.
Бельджер, давний и ненавистный враг, смертельно опасный, но всего лишь цепной пес. Хорошо натасканный и выдрессированный. А вот Каспар Геллер… этот молодой выскочка…
Конечно, трудно сохранить в тайне такую коллекционную вещь, как карнелийский доспех. Тем более – когда в городе их всего три. Двое владельцев, губернатор и генерал «серебряных», естественно, вне подозрений, ну а Гангель есть Гангель.
Что же до легкости, с которой люди Геллера добрались до резиденции Муна… Известно, трусость полицейских чинов столь же велика, как и их жадность. Иного Гангель и не ждал. Другое дело, можно было и предупредить его, и время потянуть, в общем, снизить потери. Но… Когда дело касается самосохранения, служивые напрочь теряют голову и остатки здравого смысла. Тут уж ничего не сделаешь. Впрочем, до полицейских дело еще дойдет.
– Что будем делать, Барни?
Тот с трудом оторвался от созерцания пожара, пожал плечами. Гангель любил иной раз поговорить с ним. Или, скорее всего, сам с собой. Ибо ответы Барни значения не имели никакого.
– Убить ублюдков, – прорычал он и снова повернулся к окну.
На какой-то миг ему показалось, что это не просто пожар. Ему привиделось огромное огненное чудище, высунувшее морду из-под земли и жадно лизавшее небо.
В памяти Барни всплыла картина далекого детства. Он, пятилетний, вместе с родителями стоит на опушке леса, а в нескольких милях от них полыхает родное село. Тогда тоже стояла ночь и в небе сияли луна и звезды. Лица родителей были пасмурны, отец сжимал в руках топор, мать тянула Барни за собой в лес, а он никак не мог понять – что же в этом ужасного, почему им нельзя еще немного побыть на опушке, почему нельзя еще немного посмотреть на огонь. Такой яркий, живой и волшебный…
– Барни! Ты оглох? – прорвался к нему колючий голос.
– Да, босс. – Барни нехотя повернулся к хозяину.
Глаза Гангеля холодно блеснули.
– Такое ощущение, что ты научился мечтать.
– Огонь, босс, – почему-то шепотом ответил Барни. – Это же огонь.
Гангель усмехнулся:
– Надо же, ценитель прекрасного. Хочешь поджечь еще какой-нибудь мой дом?
Барни отвел взгляд:
– Что вы, босс. Просто мне нравится огонь. Большой огонь.
– Идем.
Гангель направился к выходу. Оставаться здесь больше не имело смысла. Все, что нужно, он уже увидел. Пора действовать.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В хронике говорится: «Повергнув демона Адриана, Адальберт, дабы избежать возрождения врага в новом обличье, разделил его душу на две части. Одну поместил в его меч, другую в медальон». Очевидно,