острый ум, но не было в отличие от брата жестокости. На свое замужество она не жаловалась, но после окончания траура готова была вновь с головой окунуться, по обычаю всех Плантагенетов, в бурлящую весельем и радостную жизнь. Она честно призналась Алуетт, что считает Рейнера Уинслейда красивым, хотя с первой же встречи поняла, что не стоит тратить на него время, потому что «он полностью покорен вами, леди Алуетт!»

Алуетт скромно поблагодарила за добрые слова, но подумала, что, наверное, не красота, а чары Рейнера привлекли внимание вдовствующей королевы, простосердечие которой пришлось ей по душе. Немногие высокородные дамы позволили бы себе так откровенничать о своих поражениях. Беренгария сказала ей, что у Иоанны великолепные золотые волосы, голубые глаза и вообще она само очарование, так что Алуетт не сомневалась, что вдовство Иоанны Плантагенет будет коротким.

Дни шли за днями, а Ричарда все не было. Беренгария загрустила и даже стала проявлять нетерпение. Иоанна же открыто восставала против скуки, на которую была обречена в Бриндизи. Алуетт была не в силах развлечь их, хотя ей на помощь пришла Элеонора, которая тоже довольно быстро сдалась.

Наконец им было объявлено о воссоединении с Ричардом. Филипп отплывет из Мессины в Акру тридцатого марта. Ричард проводит его немного, а потом поплывет в Бриндизи, заберет дам и вернется в Сицилию, где пробудет, пока не подготовится к походу.

— Пора бы уж, — проворчала Иоанна.

— И мне пора домой, — кисло проговорила Элеонора. — Слишком долго он продержал меня на Сицилии. Один Бог знает, что без меня натворит Иоанн.

Алуетт удивилась, услышав, что о младшем брате Ричарда говорят так, будто он шаловливый, ; мальчишка, а не опасный смутьян, каким был на| самом деле. Только Беренгария была откровенно счастлива.

— Пресвятая Богородица, я так рада, что он наконец едет! А можно сделать так, чтобы наша свадьба была до того, как мы отправимся дальше?

На этот вопрос ей никто не мог ответить. Ни один человек на свете не заставил бы Ричарда Плантагенета сделать то, чего он не хотел делать.

Алуетт с облегчением узнала об отъезде Филиппа.

«Прекрасно, — думала она, сидя рядом с взволнованными дамами. — До Акры я свободна от Филиппа».

И она забыла о нем. Но за два дня до его отъезда, когда Алуетт наслаждалась покоем и одиночеством в часовне, убежав ненадолго от лихорадочных приготовлений к встрече с Ричардом, она услышала позади себя шаги. Поначалу она решила, что это Беренгария пришла помолиться вместе с ней. Беренгария была гораздо набожнее жизнелюбивой Иоанны. Но потом поняла, что к ней подошел мужчина, а когда до ее ноздрей долетел сильный мускусный запах, она уже не сомневалась, что это Филипп.

— Давно вас не видел, mа soeur. Вы удивлены, что я, как бы это сказать… Ну, что я здесь? Не стоит недооценивать меня, Алуетт! Да и не надо кричать. Мне бы не хотелось встретиться с вашими новыми госпожами. Они не знают, что я приехал, и мы им не скажем. Ну, как? Как вы живете?

— Хорошо, ваше величество, — ответила она, с трудом разжимая непослушные губы. — Они ко мне очень добры…

— И эта женщина, которая заняла место вашей сестры Алее? Она тоже добра к вам? Вы как сука, которая виляет хвостом перед каждым новым хозяином, — прошипел Филипп.

Он протянул руку и погладил ее под подбородком, словно послушную собаку, но, когда она попыталась повернуть голову, оказалось, что он крепко держит ее.

— На когда назначена свадьба?

— Еще не назначена, ваше величество, — сказала Алуетт, радуясь, что ей не приходится врать.

— Не назначена, — усмехнулся Филипп. — Похоже, жених не очень рвется к своей невесте, а? Когда он решил плыть в Палестину?

— Mon frere le roi, я опять вынуждена сказать, что день не назначен, по крайней мере о нем ничего не сказано в письмах Элеоноре, Иоанне и Беренгарии или они мне этого не читали.

— Merde! Никакого от вас толку! — выдохнул он и от досады стукнул по алтарю.

Алуетт в страхе ждала, что он будет делать дальше, не зная, ударит он ее или тихо уйдет.

Однако король Франции не хотел уходить ни с чем.

— А от вашего драгоценного англичанина вы ничего не узнали? Он вам не сказал, когда Ричард отплывает?

Алуетт получила несколько писем от Рейнера, и Иоанна, таясь от Беренгарии, чтобы не расстраивать ее, прочитала их ей.

— Если он и знает, мне он не сообщил.

Время от времени Рейнер жаловался на промедление, но в основном он писал о своей любви и о том, как он скучает по своей возлюбленной. В его словах было столько мучительной страсти и тоски, что Алуетт с трудом сдерживала слезы. Иоанна не скрывала своей зависти. Ее муж был так долго болен, что несколько лет только назывался мужем. И все-таки она радовалась счастью Алуетт.

— Ну-ну! — недовольно промурлыкал Филипп, вставая с колен. — Постарайтесь, чтобы в следующий раз вам было что мне рассказать. И не вздумайте обмануть меня, Алуетт. Жизнь Анри в ваших руках. На другое утро дамы поднялись на башню, чтобы оттуда наблюдать за тем, как лагуну заслоняют корабли с красными крестами.

— Вон… Вон корабль Ричарда. Его «Trenche-Mer», — крикнула Иоанна, показывая на большой корабль с рычащим красным леопардом — знаком Плантагенетов. Тем временем на корабле протрубили последний прощальный сигнал французскому флоту, и он повернул к Бриндизи.

— Не верится, что сегодня я наконец увижусь с моим будущим мужем! — вздохнула Беренгария, стоявшая рядом с Алуетт.

С башни было хорошо видно, как великолепный корабль, рассекая волны, приближается к замку.

— Смотрите! Смотрите, вон Ричард! Беренгария! — радостно закричала Иоанна.

— Ах… Он просто чудо! — тихо проговорила Беренгария. — Такой большой и золотые волосы.

Предоставив Беренгарии возможность восторгаться Ричардом, Иоанна шепнула Алуетт, что заметила на корабле и Рейнера Уинслейда. Это было нетрудно из-за огромного волка рядом с ним.

Сердце у Алуетт забилось. Она чувствовала и понимала волнение Беренгарии, но знала, что ощутит себя счастливой, только когда услышит голос Рейнера и окажется в его объятиях. Хорошо бы, им удалось побыть вдвоем.

Она сама удивлялась тому, как, оказывается, душой и телом истосковалась по Рейнеру Уинслейду. После того как он сделал ее своей, она нуждалась в нем постоянно, словно в каком-то волшебном зелье, без которого все ее чувства умирали. Она покраснела, устыдившись собственных мыслей, и порадовалась, что все заняты кораблем Ричарда и не смотрят на нее.

Только когда корабль отдал якорь, дамы по настоянию Элеоноры сошли в зал. Она считала, что они должны встретить ее сына с подобающей торжественностью, а не как уличные женщины, обнимающие и целующие солдат, где придется.

Однако в Сицилии свадьбу решили не играть, хотя Ричарду вроде понравилась Беренгария, но он сослался на Великий пост.

— Для вождя крестоносцев, наверное, лучшее место для венчания — Иерусалим — с важностью сказал он.

Пост не был таким уж непреодолимым препятствием, Беренгария не выказала неудовольствия, наоборот, она была даже вроде довольна, что ее будущий супруг столь набожный христианин. Она вообще со всем соглашалась, что бы ни говорил Ричард, и всему радовалась, не сомневаясь, что, если Ричард возьмёт бразды правления в свои руки, ворота Иерусалима откроются для них не позже чем через месяц.

Элеонора же была настроена менее оптимистично.

— Пригляди, чтобы он поскорее обвенчался с ней, — наказывала она Иоанне, когда покидала Сицилию всего через четыре дня после того, как они приплыли в Мессину.

Иоанна обещала, но призналась Алуетт, что, чем больше она наседает на Ричарда, тем сильнее он огрызается, так что, если он не сделает предложения, лучше Беренгарии тоже уехать.