– Нет, – возразил Торрибио, – клянусь в этом Богом и всеми святыми!

– Вы слышали, что он ответил? – спросил Кортес, нахмурив брови. – Я всех вас призываю в свидетели!

Он сделал знак солдату, и тот вскрыл пакет.

Торрибио побледнел.

Его переодели нищим, надели даже другие сапоги, а к подбородку прицепили поддельную седую бороду.

Когда переодевание кончилось, Кортес велел позвать Рамузио.

– Вот так, Торрибио, – сказал он, – в этом знакомом тебе наряде ты пройдешь испытание горячей водой. Со дна котла ты должен достать монету. Подойди к Рамузио и попроси, чтобы он дал ее тебе. Подойди, я приказываю тебе!

Торрибио медлил, он заметил, что в левом сапоге был вбит гвоздь, вследствие чего он должен был прихрамывать на левую ногу. Однако он преодолел боль и подошел к Рамузио.

Рамузио взялся за кошелек, чтобы подать мнимому нищему монету, но взглянув ему в лицо, он в изумлении отступил назад.

– Клянусь Богом! – воскликнул он, – ты тот самый нищий, которого я встретил в тот день перед домом отца!

Торрибио приготовился к такому восклицанию.

– Клянусь жизнью, Рамузио, – сказал он с лицемерной гордостью, – я никогда не просил милостыни!

Он взял монету из рук Рамузио и вступил в круг воинов, окружавших котел.

– Твоя жертва узнала тебя, Торрибио, – сказал Кортес серьезно. – Неужели ты не сознаешься и хочешь искушать Бога?

Но даже это серьезное увещание полководца не поколебало Торрибио. Он клялся в своей невиновности и отрицал свое участие в покушении на жизнь Авилы.

Кортес прервал его речь и приказал патеру Ольмедо приступить к Божьему суду.

Последний произнес над котлом несколько молитв, затем велел снять его с огня и поставить на землю. Взяв из рук Торрибио монету, он бросил ее в воду.

Несколько воинов засучили рукав обвиняемого.

После минутного колебания Торрибио с быстротой молнии опустил руку в котел, но монета выскользнула у него между пальцами, и он вынужден был, закусив губы, вторично опустить руку в кипяток. Лишь громкий вздох выдал испытываемую им нестерпимую боль. Но он счастливо достал монету и подал ее патеру Ольмедо.

Согласно предписанию, руку его завернули и запечатали. На третий день свидетели Божьего суда обязаны были собраться на том же месте.

Затем Кортес объявил, что Виллафана успел уничтожить список заговорщиков и не выдал никого из своих соучастников, и что признания его относились только к покушению на убийство Авилы.

Кортес прекрасно знал все подробности заговора и всех участников его, потому что Ларенцано передавал ему все, что происходило среди заговорщиков. И самый список уничтожил не Виллафана, а сам Кортес.

Полководец готовился к кровопролитным битвам с ацтеками и не хотел излишними казнями ослаблять свои силы и потому довольствовался наказанием зачинщика, оставив остальных в уверенности, что ему неизвестны участники заговора. Лишь один был известен как соучастник Виллафаны, и все с нетерпением ожидали результаты Божьего суда.

Между тем полководцы Кортеса были заняты другим вопросом.

Донна Марина рассказала в присутствии Сандоваля и Авилы желание Рамузио отправиться в Цольтепек и выменять там себя на Антонио Юста.

– Однако он честный малый, – заметил Сандоваль Авиле. – Я ошибся в нем! Ведь такое подозрение хоть кому отравит жизнь! Я тоже не перенес бы такого обвинения!

– Но я особенно обязан ему, – заметил Авила, – если б он согласился сыграть мою роль, то отряд судостроителей без церемонии зарезал бы меня.

– Как ты думаешь, Авила, не можем ли мы добыть ему этого свидетеля?

– Прекрасная мысль! – воскликнул Авила. – Мы можем в одну ночь добраться до Цольтепекского храма и до восхода солнца освободить испанцев, а затем тотчас вернемся к Кортесу!

– Я тоже думаю, что мы успеем! – заметил Сандоваль.

– Прекрасно! Таким образом мы приведем к Божьему суду еще одного свидетеля!

– Пойдем к Кортесу; он должен отпустить нас!

– Идем, идем!

Удалые смельчаки уговорили-таки Кортеса отпустить их с горстью добровольцев на это сумасбродное предприятие.

В другую минуту Кортес отказал бы им наотрез, но в это печальное время необходимо было поднять дух войска примером какого-либо отважного подвига.

– Я знаю цольтепекский храм, как свои пять пальцев! – говорил Сандоваль.

– А я знаю все дороги через Сьерру! – прибавил Авила. – Впрочем, ацтеки не привыкли сражаться