Голова у Шиффера гудела от мыслей. Если все так, как утверждает Гурдилек, если политики двух стран действительно пожертвовали жизнями трех несчастных женщин и верой и идеалами молодого сыщика во имя каких-то тайных целей, он, Шиффер, пойдет до конца и поможет малышу распутать дело.

Вдвоем против всех: это было ему по нраву.

Он отступил назад в клубившийся пар, кивнул на прощанье старому мафиозо и, не говоря ни слова, начал подниматься по лестнице.

Гурдилек послал ему вслед последний хриплый смешок:

– Тебе пора навести порядок в своем доме, брат мой.

Шиффер толкнул плечом дверь комиссариата.

Взгляды всех присутствующих обратились на промокшего до костей старого сыщика. Он не отводил глаз, наслаждаясь изумлением на их лицах. Две группы полицейских в клеенчатых плащах готовились отправиться на дежурство. Лейтенанты в кожаных куртках надевали красные повязки. «Большие маневры» начались.

На стойке дежурного Шиффер заметил стопку листков с фотороботом и подумал о Поле Нерто, который наверняка с ног сбивается от усталости, не зная, что он всего лишь пешка в чьей-то игре. Его снова охватила ярость.

Не говоря никому ни слова, Шиффер взбежал на второй этаж и направился прямиком к третьей по коридору двери из клееной фанеры.

Бованье не изменился. Накачанный, в черной коже и высоких кроссовках «Найк». Полицейский страдал странной болезнью, все чаще поражающей легавых: он «молодился». Мужику скоро пятьдесят, а он все еще играет в вольного рэппера.

Бованье надевал кобуру – он тоже заступал на вахту.

– Шиффер?! – Капитан едва не подавился от изумления. – Какого черта ты здесь делаешь?

– Как дела, говнюк?

Не дав капитану времени на ответ, Шиффер схватил его за отвороты куртки и прижал к стене. На помощь товарищу уже бежали другие полицейские. Бованье махнул рукой над головой старого сыщика, успокаивая коллег:

– Все в порядке, ребята! Это друг!

Шиффер прошептал, приблизив губы вплотную к лицу Бованье:

– Зема Гокальп. Тринадцатого ноября. Бани Гурдилека.

Зрачки капитана расширились, губы задрожали. Шиффер ударил его головой о перегородку. К ним снова кинулись, схватили его за плечи, но капитан отмахнулся, пытаясь рассмеяться:

– Он свой, говорю вам! Все нормально!

Шиффера отпустили. За его спиной раздались шаги, и дверь медленно закрылась. Шиффер ослабил хватку и спросил чуть спокойнее:

– Что ты сделал с этой свидетельницей? Как она исчезла?

– Мужик, все было не так. Я никого никуда не девал…

Шиффер отступил на несколько шагов, чтобы лучше видеть лицо Бованье. Оно было странно тонким, почти нежным. Очень темные волосы. Очень голубые глаза. У Шиффера в молодости была невеста – ирландка – «Black Irish», так он ее называл, так вот, Бованье напоминал ему эту девушку.

Полицейский-рэппер носил бейсболку козырьком назад – хотел выглядеть крутым.

Шиффер схватил стул и силой усадил на него Бованье.

– Я слушаю. Мне нужны все детали.

Бованье хотел улыбнуться, но попытка вышла жалкая.

– В ту ночь патрульная машина наткнулась на «БМВ». Какие-то люди выходили из бань «Голубые ворота» и…

– Все это мне известно. Когда тебя задействовали?

– Через полчаса. Мне позвонили ребята, и я приехал к Гурдилеку. С экспертами.

– Ты нашел девушку?

– Нет. Они. Она была насквозь мокрая. Ты ведь знаешь, что там за работа. Это просто…

– Опиши ее мне.

– Маленькая. Брюнетка. Худая как смерть. Стучала зубами, никак остановиться не могла. Бормотала бог знает что. По-турецки.

– Она рассказала, что видела?

– Да что ты! Она не понимала ни где она, ни кто мы. Курочка находилась в том еще шоке!

Бованье не врал: его голос звучал правдиво. Шиффер расхаживал из угла в угол, не сводя с него глаз.

– Как по-твоему, что произошло в банях?