Вылезая из лодки, Диана испытывала детское чувство торжества; у нее получилось! На планете не было такого места, куда она не сумела бы добраться…
Несмотря на полуденный зной, перед приемным покоем играли дети – темноволосые, с черными, в пушистых ресницах, глазами. Диана вошла в главное здание и попросила вызвать Терезу Максвелл. Она обливалась потом, представляя себе, что вот-вот шагнет за зеркало. Поверхность его потускнела и растрескалась – слишком уж часто она воображала, как сделает это.
В холле появилась старая женщина, одетая в темно-синий свитер с треугольным вырезом, откуда выглядывал широкий белый воротник блузки. Фасон «лопаточка для торта», – машинально подумала Диана. Седые волосы Терезы Максвелл были коротко подстрижены, круглое добродушное лицо выражало осторожную недоверчивость. Диана представилась. Директриса повела ее по сквозной галерее в свой кабинет, где из всей мебели стояли лишь колченогий стол да два стула.
Диана достала из сумки тонкую папку с документами. Тереза Максвелл спросила:
– Вы приехали одна?
В ее тоне Диана уловила не только удивление, но и некоторое сомнение. – Я не замужем.
Лицо пожилой женщины вытянулось. Разглядывая золотой шарик в ноздре собеседницы, она задала следующий вопрос:
– Сколько вам лет?
– Скоро тридцать.
– Вы бесплодны?
– Не думаю.
Тереза перелистала документы. Проворчала себе под нос: «Не понимаю, чем они там в Париже занимаются…» – потом в упор взглянула на Диану и объявила:
– Скажу прямо, мадемуазель: меня удивляет ваша просьба. Вы молоды, красивы, не замужем. Что вы здесь делаете?
Диана выпрямилась, заведясь с полоборота. Она два дня ни с кем не разговаривала, и голос ее прозвучал хрипло:
– Путь к вам, мадам, занял у меня почти два года. Пришлось заполнить кучу бумаг, выдержать не один «допрос с пристрастием». Посторонние люди копались в моем прошлом, в личной жизни, проверяли мои доходы и их источники. Я прошла медицинские обследования и психологическое тестирование. Оформила новые страховки, дважды прилетала в Бангкок, потратив на это целое состояние. Сейчас все мои бумаги в полном порядке и совершенно законны. Я преодолела двенадцать тысяч километров и послезавтра должна вернуться на работу, так что, если не возражаете, давайте перейдем к делу.
В комнате с бетонными стенами повисло напряженное молчание. Внезапно морщинистое лицо старой женщины просияло улыбкой:
– Идемте со мной.
Они пересекли палату с вентиляторами под потолком. На окнах колыхались легкие занавески, в воздухе, разгоняемый волнами жара, плавал запах фенола. Между рядами кроватей с металлическими спинками кричали, играли и бегали разновозрастные дети, воспитательницы тщетно пытались их угомонить. Казалось, что энергия детства борется с приторной атмосферой выздоровления. Очень скоро она увидела устрашающие детали. Увечья. Атрофированные конечности. Шрамы. Взгляд Дианы наткнулся на ребенка, у которого не было ни рук, ни ног. Тереза Максвелл пояснила:
– Он из Южной Индии, с другой оконечности Андаманских островов. Индуистские фанатики сначала убили его родителей – они были мусульманами, а потом изувечили мальчика.
Диану снова затошнило, и одновременно в голову пришла нелепая мысль: как эта женщина может носить свитер в такую жару? Тереза повела ее дальше, в следующую палату, где тоже стояли кровати, а под потолком летали разноцветные воздушные шары. Директриса кивнула на лежащих ничком на одной кровати девушек:
– Кхмерки. Их родители в прошлом году сгорели заживо в лагере беженцев. Они…
Диана так сильно сжала руку Терезы Максвелл, что у нее побелели пальцы.
– Мадам, – выдохнула она, – я хочу его видеть. Немедленно.
Та невесело улыбнулась:
– Он здесь.
Диана повернула голову и увидела в углу палаты маленького мальчика, ради которого ввязалась в главную битву своей жизни. Он играл с лентами из гофрированной бумаги и был один, сам по себе. Она мгновенно его узнала – ей присылали полароидные снимки. Плечи мальчика были ужасно хрупкими, и Диане померещилось, что только ветер удерживает на нем маечку. Бледное лицо – кожа у него была гораздо светлее, чем у других детей, – выражало невероятно напряженную, почти нервную сосредоточенность.
Тереза Максвелл скрестила руки на груди:
– Ему, должно быть, шесть или семь лет. Хотя полной уверенности, сами понимаете, нет. Мы ничего не знаем ни о происхождении мальчика, ни о том, что с ним случилось. Скорее всего, он спасся из лагеря. Или его бросила мать-проститутка. Мальчика нашли в Ранонге, на улице, в толпе нищих. Он говорит на тарабарском языке, которого никто здесь не понимает. Четко мы сумели разобрать всего два слога:
Диана попыталась улыбнуться, но губы ее не слушались. Она забыла о жаре, вентиляторах, дурноте. Раздвинула летавшие вокруг шары, опустилась на колени рядом с ребенком и замерла, любуясь своей воплощенной мечтой.
Прошло несколько бесконечных минут, и она прошептала:
– Говорите, Лю-Сянь? Ну что же, я буду звать тебя Люсьеном.
