затем выпалил из ружья, так что эхо выстрела гулко разнеслось под высокими сводами здания. Немало было шутейных неожиданностей в том же духе, отчасти я их позабыл, но наконец меня привели в зал, где на троне, в окружении придворного штата, восседал сам бог войны, ужасный Маворс. Бог сей восседал на троне в весьма гротескном одеянии, а трон был украшен всевозможным оружием, воины и телохранители обступали его со всех сторон. Когда мы приблизились к трону, заиграли барабаны, трубачи пронзительно задудели в свои трубы, шум и какофония были таковы, что хоть закладывай уши. Я заметил, что оркестр его величества был недостоин бога войны, и все согласились со мною. Наконец перестали колотить в барабаны и дудеть, а вместо этого телохранители принялись крутить шеями и стучать о землю алебардами, пока наконец бог войны не вскочил с места (прежде этого он вдоволь повращал глазами влево и вправо) и не надумал прямиком отправиться к нам. Но это только так показалось, он постоял-постоял, да и опять сел, опять немножко постучали и погудели, и наконец все вновь погрузилось в прежнюю деревянную тишь да гладь. Я рассмотрел все автоматы и, выходя из арсенала, сказал себе: 'А все-таки мой щелкунчик был лучше!' Теперь же, господа, поглядев на мудрого турка, я и вслух скажу: 'А все-таки мой щелкунчик был лучше!'

Все долго смеялись рассказу, однако сошлись на том, что взгляд Людвига на эти вещи скорее занятен, чем правдив, - ведь не говоря уж об уме, который нередко сквозит в ответах автомата, весьма чудесна сама связь турка со скрытым человеческим существом, которого никак не удается обнаружить, тогда как это-то существо и говорит, и управляет движениями фигуры; во всяком случае, все в целом - шедевр механики и акустики.

Этого не мог не признать и Людвиг, и тогда все в один голос стали славить заезжего мастера. Тут поднялся с места один пожилой уже человек, который обыкновенно молчал и на сей раз тоже не вмешивался в разговор, - он и вообще, когда хотел что-нибудь сказать, то, встав со стула, говорил хотя не долго, но по существу. И вот он, с привычной для него учтивостью, начал так:

- Не позволите ли, милостивые государи, держать такую речь. Вы по справедливости восхищаетесь редкостным созданием механического искусства, которое уже давно возбуждает всеобщий интерес. Но не по справедливости называете вы художником дюжинную личность, которая показывает его публике за деньги. Потому что муж сей не имеет ни малейшего касательства к тому, что в творении механики превосходно, а творение само, напротив, изготовлено одним весьма опытным в умениях и художествах всяческого рода знатоком, который с давних пор и постоянно находится в стенах нашего города. Его все мы знаем и по заслугам почитаем.

Все были поражены, старика закидали вопросами, а он продолжал так:

- Я имею в виду не кого-нибудь, а конечно же профессора X. Турок уже два дня как был привезен в город, но никто и внимания не обратил на него, а профессор X., напротив, незамедлительно отправился к нему в гости - потому что его до крайности занимает все, что только имеет отношение к автоматам. И как только он услышал один или два ответа турка, так сразу же отвел механика в сторонку и сказал ему несколько слов на ухо. А тот побледнел и, как только вышли немногие любопытствующие, что находились в зале, так немедленно запер дверь на ключ. Объявления исчезли с улиц города, и мудрого турка не было ни видать, ни слыхать, но только спустя четырнадцать дней были расклеены новые афиши, а тогда у турка обнаружилась уже и его ладно сложенная голова, и все устройство, которое с тех пор и поныне никем еще не разгадано. С того же времени и ответы он дает разумные и значительные. Но только все это дело рук профессора X., в чем нет и не может быть ни малейшего сомнения, потому что пока механик не показывал свой автомат, то каждодневно общался с профессором, а профессор в течение нескольких дней не выходил из комнаты гостиницы, где была выставлена фигура и где она продолжает оставаться и по сю пору. Да вы и сами, господа, знаете, что профессор обладает замечательной коллекцией автоматов, по преимуществу музыкальных, и что он соревнуется в этом художестве с гофратом Б., с которым долгие годы состоит в переписке. Профессору достаточно было бы захотеть, и он привел бы мир в состояние величайшего изумления. Однако он трудится скрытно, тайно, хотя и любит показывать редкостные произведения своего искусства всем, кто находит в том подлинное наслаждение и питает к ним истинную страсть.

Надо сказать, что пристрастие профессора X. к механическим художествам было известно всем; главным занятием профессора были, впрочем, химия и физика. Однако никто во всей компании не мог и предположить, чтобы профессор имел какое-то влияние на многомудрого турка, и только по слухам знали что-то о кунсткамере профессора, о которой упомянул старик. Людвиг и Фердинанд были как-то особенно взволнованы рассказом о профессоре X. и об участии, какое он принял в привозном автомате.

- Не скрою от тебя, - начал Фердинанд, - у меня появилась какая-то надежда. Быть может, удастся все же напасть на след тайны, которая наводит на меня такую жуть. Пожалуй, мне стоило бы сблизиться с профессором X. Возможно, я сумею тогда почувствовать, в чем состоит связь между мною и турком или, лучше сказать, между мною и тем спрятанным человеком, который использует его для своих прорицаний. А это принесет мне утешение. Может быть, даже смягчит тяжкое впечатление, какое произвели на меня ужасные слова турка. И я полон решимости познакомиться с таинственным профессором; воспользуюсь тем предлогом, что меня будто бы интересуют механические устройства, а поскольку у него дома есть музыкальные автоматы, то, наверное, и тебе будет интересно отправиться к нему вместе со мною.

- Да разве мало тебе того, что я должен поддерживать тебя советом и делом! - отвечал ему Людвиг. - Однако не буду отрицать, что именно сегодня, когда старик заговорил об участии профессора X. в судьбе этой машины, меня посетили некоторые новые мысли. Хотя, впрочем, я ищу разгадку далеко, а она, возможно, совсем близка. Ведь если искать близкой разгадки, то разве не можем мы предположить вот что: человек, которого мы не видим, знает, что ты носишь на груди миниатюрный портрет. Разве не может он тогда сопоставить все известные ему факты и дать такой ответ, который покажется нам верным? Не считать ли, что злосчастное прорицание было дано нам в отместку за то, что мы дерзко посмеялись над мудростью турка?

- Ни одна душа человеческая, - сказал Фердинанд, - не видела портрета, как я тебе уже и говорил, никому на свете я не рассказывал о событии, которое так повлияло на всю мою жизнь. Итак, турок никак не мог узнать ни о чем подобном, если только он не чародей! Поэтому, если искать разгадку далеко, как ты предлагаешь, так это будет ближе к правде.

- Я рассуждаю так, - отвечал Людвиг. - Хотя я и утверждал сегодня прямо противоположное, наш автомат все же относится к числу самых замечательных явлений, какие только известны людям. Очевидно, все указывает на то, что человек, который управляет этим созданием искусства, располагает познаниями куда более глубокими, нежели может предполагать толпа зевак, готовая дивиться всякой невидали. Фигура турка - это только форма, в какой подается нам сообщение, и выбрана она с умом, ловко. Этого никак нельзя отрицать: ведь и общий вид и движение автомата - все это притягивает внимание зрителя к тайне, а спрашивающего приводит в такое состояние, которое весьма на руку тому, кто дает ответы. Внутрь фигуры человек не поместится, это, можно считать, твердо доказано, а потому если нам и чудится, будто ответы исходят из уст турка, то это, разумеется, только акустический обман. Конечно, для нас с тобой загадка, как это все устроено, каким образом дающий ответы человек может и видеть, и слышать спрашивающего, отвечать ему и так далее. Однако нам остается предположить в создателе автомата лишь хорошие знания акустики и механики, выдающуюся остроту ума или, лучше сказать, хитроумную последовательность - ведь художник, строитель явно не упустил из виду ничего, что способно вводить нас в обман, и должен признаться, меня не столько интересует разгадка этой тайны, сколько то в высшей степени примечательное обстоятельство, что турок способен заглянуть в душу спрашивающего. Ты ведь и сам это сказал, еще до того, как получил прямое тому подтверждение, - он способен проникать в сокровенные глубины души. А что если спрашивающему дано, пользуясь неведомыми нам средствами, оказывать на нас психическое воздействие? Что если он способен входить в духовный контакт с нами, постигать расположение нашего духа, схватывать сущность каждого из нас? Что если он хотя и не может ясно выразить заключенную в каждом из нас тайну, то все же способен, приходя в состояние экстаза - оно вызывается именно раппортом с иным духовным началом, - в ясном свете духа видеть начатки всего того, что покоится в глубине наших душ? Ведь струны нашего инструмента беспорядочно шумят, словно на ветру, а психическая сила может играть на них - они начнут колебаться, зазвучат, и мы отчетливо услышим чистый аккорд. А тогда не кто- нибудь посторонний, но мы же сами и даем ответы - чуждый духовный принцип пробуждает в нас внутренний голос, и теперь мы слышим звучание его снаружи, вне нас, оно ясно и внятно, смутные предчувствия облеклись в форму мысли и стали членораздельной речью. Так нередко бывает во сне -

Вы читаете Автомат
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату