– Что-то случилось?

– Да нет, что могло случиться? Кроме того, что не получили желаемого, за что боролись. Власть захватили те, кто отсиживался у вас в Москве и не держал в руках оружия. Но отрастили бороды, приехали на «мерсах», а нам...

Все ясно: а их, деревенских парней, снова посылают пасти баранов.

Кажется, он угадал мое мысленное продолжение разговора. Но все же добавил:

– А в Россию нам нельзя, для вас мы – террористы. Снова пауза. Чувствую, что звонит не ради того, чтобы поплакаться в жилетку. Боксер не из таких. Больше всех мне нервы мотал, но в то же время не был тупым исполнителем, пытался думать...

– Я чего вам позвонил, – упорно продолжает называть меня на «вы». – Я слышал, что вы говорили по телевизору, читал ваши заметки. На днях внимательно пересмотрел записи, которые отобрали у вас. И понял: вы ничего плохого Чечне не сделали. А вот мы, чеченцы, сделали вам и вашей семье очень больно. Я хочу... извиниться.

Я встал. Сел. Включил свет. Прошедшее кольнуло столь больно, что почувствовал слезы. Но это была та боль, после которой наступает облегчение. Ведь Боксер мог и не звонить...

– Спасибо. Спасибо тебе за звонок.

– И еще, – теперь уже торопливо добавил чеченец. – Я за вас не получил ни копейки. Хочу, чтобы вы знали об этом. А записи ваши сохраню и попробую каким-то образом передать. До свидания.

– Что случилось? Кто звонил? – на меня смотрела испуганная жена. – Ты что, плачешь?

– Это от возбуждения. От очень хорошего звонка.

– Но кто звонил?

– Боксер. Который обещал уши отрезать. Кажется, он закончил свою войну. А я, видимо, окончательно вышел из плена...

Но и это оказалось еще не все, и точку в своей пленной эпопеи я все же поставил сам.

Когда за Чечню все же решили взяться всерьез и в 1999 году началась контртеррористическая операция, вышло постановление правительства о создании газеты «Чечня свободная» – для освобожденных районов республики. Редактировать ее определили моего товарища по Львовскому политучилищу Владимира Гондусова, ныне возглавляющего силовую редакцию в РИА «Вести». О его командировке я узнал, когда пересеклись с ним случайно в метро. Пожелал счастливой дороги – на том и расстались.

Но на работе мной вдруг овладело непонятное чувство. Казалось, после всего случившегося я в сторону Чечни и смотреть не смогу, а тут неожиданно все мои мысли – о ней. И еще не оформившаяся, не утвержденная окончательно мной самим идея: а что если поехать туда еще раз? Боевики как-то иронизировали, что если оставят меня живым, то пригласят когда-нибудь посмотреть на те места и ямы, где таскали меня с завязанными глазами. А я вот возьму и приеду сам, без приглашения. Тем более что ко второй войне у меня отношение совершенно иное – на сей раз чеченская сторона не смогла оказаться благородной, затуманились мозги о правлении едва ли не всем миром. Надо глянуть и на таких чеченцев – побитых после боя, сникших...

«Авантюра», – признаюсь самому себе, но решаюсь сыграть в русскую рулетку.

Оглядываю кабинет. На рабочих местах лишь мои сослуживцы Оксана Кузина и Татьяна Павлова, мужчины курят. Обычно говорят: послушай женщину и сделай наоборот. Как ляжет карта, если вскрыть колоду?

Почувствовав мой пристальный взгляд, женщины молча вопрошают: что-то хотите спросить?

Спрашиваю:

– Да или нет?

На меня смотрят с непониманием, но в конце концов единодушно «советуют», желая, конечно же, лучшего:

– Пусть будет «Да»!

Послушай женщину и сделай наоборот...

– Пусть будет.

Набираю телефон Гондусова, напрашиваюсь в заместители. Тот не верит, пытается напомнить, что я получил в тех краях...

А мне главное – чтобы о поездке не узнали жена и родители. Уж они-то не пожелают ни принимать, ни понимать никакие аргументы. Да и есть ли они, кроме моего внутреннего состояния?

– Скоро выборы, – начинаю забрасывать удочку дома за ужином. – Предлагают войти в предвыборный штаб генерала Николаева...

– Тебе это надо? – интересуется жена.

– Думаю, да. Посмотрю изнутри, как и что делается в предвыборных технологиях. Только вот ехать далековато – Камчатка, Сахалин, по всему Дальнему Востоку.

– А почему туда?

Но как раз фамилия генерала А. Николаева выбрана не случайно, хотя он лично и баллотируется в Москве:

– Так он же бывший пограничник. Вот по всем дальневосточным заставам и поедем. Но минимум на два месяца.

Жена завидует: посмотрю такие благодатные места. В конечном итоге соглашается на поездку и лишь просит купить ей пимы, ходить зимой по снегу.

Куплю.

С генералом Николаевым и влетаю в историю буквально через неделю. Оказалась возможность позвонить из штаба объединенной группировки войск домой, а мне радостную новость: звонил Юрий Александрович Виноградов, президент Международной ассоциации писателей баталистов и маринистов, хотел пригласить на вечер, где он будет вручать медаль К. Симонова генералу... А. Николаеву. Узнав же, что я как раз «агитирую» за него на Дальнем Востоке, обрадовался:

– Я ему при вручении и скажу, что мой первый вице-президент с группой ведет сейчас агитационную компанию за него. Как все к месту!

Представляю лицо генерала, ни сном ни духом не ведающего, что кто-то где-то прикрывается его именем...

Успеваю поймать по телефону Виноградова, умоляю молчать о моей персоне.

Только слух уже пошел среди знакомых о моем «агит-шоу», и когда на аэродроме в Моздоке я случайно столкнулся с корреспондентами своего бывшего журнала «Советский воин», у тех от удивления глаза полезли на лоб:

– Вы здесь? А нам на редколлегии сказали: все, Иванов тоже сломался, за три тысячи «баксов» полетел на Дальний Восток протаскивать какого-то «быка» в Госдуму.

А я за пятьдесят пять рублей командировочных мотался по Чечне, вслед за войсками подбираясь все ближе и ближе к местам, где меня взяли в плен. Писал про восстановленные мосты, про сев озимых, начало занятий в школах, об обнаруженных зинданах, горящих нефтяных скважинах, освобождении из плена людей. И добрался-таки до той самой дороги, где три года назад была остановлена наша «Нива». Вышел на нее из автомобиля один, специально без оружия. Прошелся по трассе. Вот теперь точно – все! Точка. И сказал себе: мы должны добираться до тех мест, которые когда-то наметили в своей жизни. Мы ли не русские офицеры, черт возьми!

Вместе со сдержанным удовлетворением получил и бессонницу. Прошедшее оказалось слишком памятно и близко, оно никуда не исчезало, и потребовалось лишь малое напоминание, чтобы все всколыхнулось, пустило волны. Ложусь спать, закрываю глаза – и сразу ямы, ямы, ямы. И нет никакой уверенности, что мне удастся из них когда-либо выбраться. Удивился: почему нет согласованности между нервами и душой?..

При первой оказии приехал в здание налоговой полиции Моздока, куда меня привозили сразу после освобождения. Лариса, секретарша, вспомнила меня сразу, лишь я изобразил бороду и худобу. Как и прошлый раз засуетилась с чаем.

Начальник отдела Петр Ильич Цараков перешел служить в МВД, стал заместителем начальника городской милиции, но примчался сразу, лишь вышли на его мобильник. Распорядился, где будем ужинать.