приноровившийся засыпать часов в шесть вечера и просыпавшийся в пять утра, разложил вокруг себя пустые пачки «LM» и выщипывал из них квадратики. Ньютоном, озаренным идеей, посмотрел на нас:

– Карты сделаем. Только вот ручки нет.

До Ньютона, конечно, далековато, но ведь и не яблоня над нами растет – с дуба падают лишь желуди.

Но карты, о, карты! Сколько дней и ночей они нам скрасили. Четыре колоды стесали полностью. Из остатков пачек, точнее, их боковушек, сделали затем и домино. Колоды долго прятали, не зная, как отнесется к подобному охрана: вроде по шариату азартные игры запрещены. Но однажды, после шмона, боевики нашли их, долго рассматривали. И не то что ничего не сказали, а научили из тех же пачек делать еще и самолетики. Красивейшие МИГи.

– Только смотрите не улетите на них, а то придется доставать «Стрелу» и сбивать, – предупредил Хозяин.

Жизнь налаживалась по новой – в напряжении, ожидании, но без выдергиваний на допросы. Наконец появился и довольный Боксер. И скорее всего тем эффектом, который произвел на мое начальство своей фотографией.

– Все нормально, полковник. Пожелания есть?

– Попросить можно?

– Просить можно все что угодно, за это не бьем. А вот дадим или нет, нам решать. Так чего хочешь?

– Авторучку.

Кажется, я что-то перепутал и попросил гранату– столь неподдельно удивился Боксер. А нам надо рисовать карты. Игральные. Чтобы резаться в дурака, козла и преферанс. Борис сказал, что знает один пасьянс – «Марии Стюарт». Якобы перед казнью та загадала: если пасьянс сложится, то казнь состоится. Сама же надеялась на обратное: сотни раз перед этим раскидывала колоду и никогда не могла сложить ее обратно. На тот раз сошлось. Марию увели на эшафот, а на столике остался разложенный пасьянс.

Не авторучку, но стержень принесли. Борис и сделал первые карты – не только нарисовал цифры, а даже, из-за скудности света, подписал: «восемь», «шесть», «туз». Махмуд, светлая душа, сразу признался:

– Мужики, говорю честно: честно играть не умею. Вроде пошутил парень, но когда повесил Борису четыре шестерки, да еще при том, что в это же время у того на руках оставалось еще две шестерки, тут мы оценили сказанное.

Вторую и последующие колоды рисовали с учетом первых ошибок – крупнее, а ритуал их создания превращали в праздничный день: отбирали наиболее потрепанные квадратики, выстраивали их в очередь на замену и иконописно выводили цифры и масть. Конечно, наносился удар и по моим интересам, так как в работу уходила бумага, присмотренная мной для журналистских наблюдений. Но ради карт – дело святое. Они вне конкуренции. Фирма «LM» в этом плане стала для нас авторитетом высшей пробы. Не знаем почему, но чеченским боевикам полюбилась именно она, других сигарет они не признавали. А в иные минуты охрана сама подходила к нашему логову и спрашивала:

– У вас сигарет не осталось? Когда подвезут, вернем. Делились. И надо сказать, вопрос с куревом во время всего плена соблюдался незыблемо: есть не давали, а сигарету бросят. Хоть в конце и «Приму», но тем не менее.

– А ты еще не начал курить, полковник?

– Нет.

Самому себе сказал после того, как закурил Махмуд: если начну, то значит – сломался.

– Закуришь. У нас все закуривали. Посмотрим.

Из «LM» сделали и первые календарики. Расчертили клеточки, я в свои дни вписывал, Махмуд вычеркивал. Квадратиков хватило до августа, и восприняли это как знак судьбы: может, к осени наша судьба прояснится?

А насчет дождика дошли не мои молитвы до Бога, а Махмуда и Бориса до Аллаха. Дождик вначале несмело дотронулся до кроны нашего дуба. Ничего, отповеди не последовало. Дальше – больше. И не гром пока еще послышался вдали, а громыхание школьных принадлежностей в ранце разгильдяя-второгодника. И не дождь начался, а пролился легкий смех одноклассницы-красавицы, которой парень несмело признался в любви: все зыбко, играючи...

Но вдруг шаром, клубком, учителем-военруком, громко возвещая о себе, промчался оторвавшийся от дальнего вихря посланный в разведку кусок ветра. Разогнал всех по углам, заставил притаиться, замереть. И, уже на расчищенную, подготовленную площадку хлынул настоящий ливень.

– Наконец-то! – Махмуд даже лег головой к люку, чтобы ловить лицом капли.

– Только бы не сильный и не надолго, – продолжаю бояться я.

Все же и меня небеса еще окончательно не отринули, послушались: гроза побоялась остаться на ночь в горах. Как ни гремела, а ближе к сумеркам незаметно собралась, начала спускаться в долину. Чтобы не заподозрили в трусости, еще некоторое время оглядывалась и напоминала о себе.

Но было очевидно, что не вернется. Конечно, лучше приютиться на ночь в каком-нибудь селе и там, под боком у людей, переждать темень и собственную стылость. Все не так тоскливо.

Однако утром, отлежав бока на чердаках, гроза подкрепились деревенскими сворованными харчами и вернулась на старое место. Назидательно потрепала шевелюры деревьям – ругали, небось, меня? А зря, зря...

Капли быстро пробили крону над нами и принялись хлестать в яму. Пришлось закрываться вход как от комаров майкой, прекрасно осознавая, что такой защиты хватит на пять минут.

Меньше. Вода вначале закапала, а затем побежала вниз тонким ручейком. Торопливо допиваем чай и подставляем под струю бутылку.

– Зато комаров нет, – виновато оправдывается Махмуд, перестаравшийся с просьбами к небу.

Поздно. Гром гремит беспрерывно – здесь, в горах, он порой без умолку рокочет по пять – семь минут. Уже и банки все заполнили водой, и перелили ее в канистру – она стоит полная, и теперь молча смотрим, как расползается под люком мокрое пятно. Подворачиваем матрацы, забиваясь все дальше в угол. Перепроверяем коробку спичек – не намочить бы. Хотя что они дадут? Подсветку на мгновение, чтобы убедиться, что с предыдущего раза воды в яме стало еще больше?

Не играется, не поется, не разговаривается, не думается. Тупо глядим на дождь.

– Заливает, – говорю охраннику, мокро прибредшему с ужином.

– Ну, дождь сильный.

– Укрыть чем-нибудь люк можно?

– Посмотрю, но, кажется, ничего нет.

Нашел кусок клеенки, положил сверху. Звук дождя стал четче, даже можно определять, когда он сильнее или слабее. Но что толку, если кусок меньше отверстия. Просто вода стекает еще более целенаправленно. Как бы я сейчас поязвил над любителями дождя, если бы это что-нибудь дало. На полу появляется первая лужа.

– Кажется, протекаем, – обнаружил новое несчастье Махмуд.

Зажгли спичку, осветили накат. Бревна не справились со своей задачей: впитав первую влагу и больше не имея сил удерживать воду, уронили капли вниз.

Собираем, подтыкаем под себя вещи. Под воду выставляем спины. Главнее не намочить подушки и матрасы, потом ведь не высушим.

Если надо будет сушить.

Впереди – беспросветная ночь...

В плену я полюбил ночи за то, что они не приносят известий. День, когда ловишь каждый шорох и звук, тянется дольше и тоскливее.

А ночью почтальоны не работают и связные не приезжают. Потому интуитивно начал менять свой сон: легче оказалось сидеть в раздумьях до четырех утра, а потом спать.

Нынешнюю ночь любимой не назовешь.