нашу «контору», за наше здоровье, за здоровье наших родных и близких, за удачу и «успех в безнадежном деле». Выпить всем досталось буквально по капельке, но дело ведь не в количестве, а в традиции! Праздник – он и есть праздник.

Время от времени наши командиры ездили в посольство на какие-то совещания. У меня уже давно зрела мысль как-нибудь вырваться вместе с ними, чтобы помыться и постираться. Наконец выдался случай, и я, переодевшись в гражданскую одежду, выехал на УАЗе в посольство в качестве сопровождающего. Я заранее отпросился у Титыча, предупредил Яшу Семенова о том, что задержусь в посольстве. Мы договорились, что из посольства я приду на нашу виллу № 1 – это там, где мы летом жили, – и буду дожидаться машину, которая придет туда часов в семь вечера. С этой машиной я и вернусь в казармы.

В посольской школе, которую мы в свое время осваивали под казарму было полно пограничников. Они здорово благоустроились, даже завели себе душевую комнату. Я тут же вспомнил вздорную старуху-послицу. Вот, наверное, переживает: кругом грязные солдаты-мужики! Не школа – а прямо-таки казарма! Я быстро договорился с дежурным комендантом и с огромным удовольствием помылся, постирал носки, майку и трусы. Ребята угостили чаем.

Чистый, освеженный, я вышел из школы и глубоко задумался. Для полного счастья не хватало одного: хорошо и крепко поесть. Обед я и так уже пропустил. Поесть можно было бы в городе. Ну что ж, поедем в город, будем есть шашлыки.

Я вышел к воротам посольства и дождался выезда очередной машины. Договорился с водителем, который и подвез меня до Даруль-Аман и высадил на кругу около той самой лавки, где летом я видел на витрине офицерские фуражки и кителя. Рядом был дукан, туда я и направил свои стопы.

Народу внутри было немного. Диким женским голосом орал индийские песни магнитофон, пахло шашлыками, какими-то тошнотворными благовониями, керосином и немного анашой. Шашлыки здесь делали мелкие: несколько хорошо прожаренных маленьких кусочков свежей баранины на коротком, не более двадцати сантиметров, металлическом шампуре. Мой аппетит возрастал с каждой минутой. Давненько я не лакомился жареным мясом! Поэтому я заказал пару бутылок «Кока-колы» и сразу двадцать шампуров. Дуканщику показалось, что он ослышался, и он несколько раз переспросил меня. Я подтвердил цифру по- английски, для верности показал на пальцах: двадцать!

Весь дукан широко открытыми глазами смотрел на меня, когда мне принесли на большом подносе целую груду полузавернутых в широкий лаваш дымящихся шашлыков. Я огляделся вокруг и увидел, что у всех посетителей на тарелке самое большое – два-три шампура. Поэтому они на меня так и глазели. Ну и ладно. Ваше здоровье, ребята!

Потом я заказал еще десять шампуров.

Через полчаса совершенно разомлевший и в прекрасном расположении духа я наконец вывалился из дукана.

На улице уже начинало темнеть. Шел дождь со снегом.

Я пошел пешком вдоль проспекта Дар-уль-Аман. Вскоре я обнаружил, что все вокруг пахнет какой-то тухлятиной. Поводил носом и обнаружил, что запах идет от меня, вернее, от моей купленной еще летом афганской дубленки. Под дождем она вся намокла и стала источать такой мерзкий запах, что хоть святых выноси! До нашей виллы идти было еще достаточно далеко. Я ускорил шаг. Тошнотворный запах усиливался. Что делать? Может, скинуть эту гадость с себя и бросить вон в тот арык? Я уже начал расстегиваться, но тут вспомнил, что под дубленкой на мне красный свитер, а поверх него подмышечная кобура с пистолетом, причем кобура на белых ремнях. Оглянулся вокруг. Кругом народ. Зайти бы в какой- нибудь подъезд, чтоб расхомутаться с кобурой, да какие тут подъезды: по одну сторону какие-то дуканы, по другую сторону проспекта – виллы. Вот черт! Придется идти так.

Наконец, мокрый насквозь, вконец продрогший и злой как черт, я добрался до виллы. Обидно: так хорошо все начиналось, и вот концовка вся смазана.

Первым делом скинул проклятую дубленку. Прошел на кухню. Там кто-то из ребят, исполняя обязанности дежурного по кухне, готовил еду.

– Мужики, где бы мне развесить дубленку, просушить...

– Да вешай прямо здесь, около буржуйки!

Я так и сделал. Ребята налили мне кружку горячего чаю, и я вышел в холл, где стоял большой обеденный стол. Я замерз, как собака, ноги промокли, всего колотило. Горячий чай был весьма кстати.

Тут со второго этажа в холл спустился какой-то человек, остановился и стал меня весьма недоброжелательно рассматривать. Я мельком взглянул на него: вроде бы незнакомый, по возрасту старше наших бойцов и явно не из «силовиков». Снабженец или хозяйственник? Я из вежливости кивнул ему:

– Здрасте.

Тот ничего не ответил, повернулся и пошел на кухню.

– Эт-т-то что такое? – услышал я с кухни раздраженный голос.

– Да вот, парень наш, из дворцовской охраны, дубленку свою сушит... Он в городе был, за ним машина должна подъехать.

– Кто разрешил пускать посторонних на объект, да еще на кухню? Кто разрешил развешивать здесь всякое тряпье! Здесь продукты! А ну, скидывай эту дубленку и гони в шею отсюда всех посторонних!!!

Я с удивлением слушал эти крики. Что это? Это про меня говорят, что я посторонний? Про меня, который прожил на этой вилле почти два месяца, причем тогда, когда и духа этого крикуна в Кабуле не было! Ни фига себе, порядочки здесь установились!

Из кухни вышел парень, который готовил еду, и смущенно сказал мне:

– Слышь, старик, шумят тут. уходить тебе надо, и забери свою дубленку.

– А кто это так шумит? – демонстративно громко поинтересовался я, наливаясь злобой. Вообще-то, я человек очень спокойный и сговорчивый, но иногда бывают моменты, когда сдержаться трудно.

Из кухни выскочил тот самый неприветливый, с которым я поздоровался пару минут назад. Он решительно подошел ко мне вплотную, видимо, ожидая, что его почему-то должны бояться, и вызывающе, с какой-то угрозой почти выкрикнул:

– Я!

– Ну и что случилось? Чего ты шумишь, мужик? – с тихой яростью спросил я, глядя на него снизу вверх и чувствуя, что меня понесло. Как перед дракой, в кровь вспрыснулся адреналин и внутри все потеплело.

– А ну, выметайся отсюда сейчас же! И тряпье свое забирай! – заорал незнакомец.

Я встал и угрожающе прошипел:

– А пошел бы ты.

При этом я чуть приподнял правую руку с растопыренными как бы для удара в глазницы пальцами. Выразительность тона и чистота движения убедили незнакомца в решительной искренности моего боевого настроя. Он изменился в лице, повернулся и молча пошел к лестнице.

Я отвернулся от него, сел за стол и начал прихлебывать из кружки.

– Ты что натворил! – подбежал ко мне парень с кухни.

– А что такое?

– Да это же командир нашей группы!

Это сообщение меняло дело. Командир объекта в принципе, вправе распоряжаться на своей территории. Но мне отступать было некуда.

– Ну и фиг с ним. Мне – он не командир! У меня свое начальство! И потом, какого хрена он выгоняет на дождь! Видит же, что я промок и замерз! Тоже мне, нашелся.

Сзади послышался топот ног, в холл с лестницы скатилось несколько ребят с автоматами. Возглавлял их мой обидчик.

– Вон он! – крикнул он и благоразумно стал в сторону.

– О! Кого я вижу! – воскликнул один из автоматчиков.

– Юра! Привет! И ты здесь? – отозвался я.

– А где мне еще быть! Мы же вас сменили в сентябре! Вот до сих пор здесь сидим. А ты сейчас где?

Юра, с которым мы учились в свое время в «Вышке» на параллельных курсах, присел рядом со мной, автомат положил на лавку. Ребята стояли вокруг, прислушиваясь к нашему разговору. В это время с улицы