заметил боя. Вместе с этим НКВД имеет информацию о предстоящей засаде, но не от Весникова. Ты понимаешь это, Слава? Не от Весникова! Поэтому я спрашиваю тебя, Корнеев, – что происходит?
– Кто-то из бандитов сдал операцию Червонца?.. – неуверенно предположил Ярослав.
– И после этого явился на место сбора и с оружием в руках совершил нападение? Я тебя умоляю! – как говорит наш Ицхак Яковлевич… НКВД имел информацию…
– От Червонца, – озвучил Корсак молнией сверкнувшую у него в голове мысль.
Пройдясь по кабинету, трогая ладонью каждый из стоящих на окне цветков, Шелестов долго молчал, прежде чем прояснить для Корнеева истину. Ее нельзя было бросать ему в пасть, как кость голодной поисковой собаке. Эту истину, чтобы понять ее всю без остатка, следовало и употреблять соответственно – крошечными глотками, смакуя, добираясь до рисунка на дне чаши постепенно.
– Понимаешь, Слава… То, что сейчас происходит в стране на самом высоком уровне, недоступно не только простому обывателю, но даже и тебе, опытному разведчику… Здесь своя разведка, Ярослав. Еще более беспощадная и жесткая, нежели войсковая. Отец народов не вечен… Кто не понимает этого? Только советский народ. Я уверен в том, что, когда умрет Иосиф Виссарионович, миллионы советских людей будут решительно не понимать, что произошло. Образованные люди, самый читающий в мире народ не сможет понять, как могло случиться такое, чтобы Сталин умер. Разве ты не знаешь, что Сталин вечен? – И он посмотрел на Ярослава. – Все знают. И когда он умрет, страна будет находиться в прострации много дней. Знаешь, что такое прострация?
– Состояние, когда человек не осознает происходящего, вследствие чего не отдает отчета своим действиям, равно как и не помнит их.
– Молодец. Курс психологии в академии ты сожрешь в один присест, – усмехнулся полковник и продолжил: – Так вот, для больших людей, которые точно знают, что Сталин – простой человеческий организм, способный переваривать пищу, испражняться, стареть и умирать, факт неминуемой смерти Сталина очевиден, и день, когда он умрет, станет для них решающим. Борьба за власть настолько ощутима уже сейчас, что мне порою страшно ездить в Москву и появляться в Кремле. Как только Иосиф Виссарионович ляжет в домовину и советский народ окажется в прострации, формулировку которой ты дал совершенно точно, несколько человек из Кремля тотчас, не теряя времени, произведут кое-какие движения. Первым их шагом будет устранение всех, кто не склонен к впадению в прострацию. Во-первых, это начальник военной разведки СССР, во-вторых, все его заместители. Это маршалы, имеющие авторитет в войсках, крупные политики. Последние не в счет, поскольку умение в нужный момент оказаться проституткой они впитали с первых дней своего политиканства. Но военная разведка и армия – сила, способная сокрушить любую политику. Не в этом ли мы убедились, пройдя всю Европу и задавив фашизм – политику, кстати, – в Берлине?
– Я пока, признаться, плохо разбираюсь в ходе ваших мыслей, – признался новый начальник физподготовки военной разведки Ленинградского управления.
– А я еще не дошел до главного, – посмотрев на часы, Шелестов буркнул, – да помню я, помню, что нужно твою догадку проверять. Просто я хочу, Слава, чтобы ты смотрел на ситуацию трезвым взором, а не находился в прострации в тот момент, когда нужно будет принимать самое важное решение в своей жизни.
– Я не буду больше утомлять тебя долгим разговором, – продолжил он. – Закончим на этом. Я покажу тебе истину во всей ее уродливой форме, а ты, уже зная предысторию, разыщешь причинно-следственные связи сам. Я хочу, чтобы из тебя получился хороший разведчик. Лучший из всех, кого я знаю. А потому умей напрягаться быстро.
В комнате повисла тишина, длилась которая, впрочем, недолго. Ее нарушил Шелестов. Нарушил – определение не совсем точное, поскольку Корнеев сразу почувствовал, насколько осторожен и тих стал голос начальника.
– Организация перевозки денег для обмена возложена на меня по приказу Сталина по рекомендации Берии. Приняв доводы Лаврентия Павловича о том, что я наиболее достойный для этой миссии человек, преданный партии и правительству, в которых Берия, как ты понимаешь, не ошибался, он возложил на меня не только доверие вождя, но и всю ответственность. Финансы – самый острый вопрос в любой сфере деятельности государства. И тот, кто не в силах помочь стране обрести финансовую стабильность, власти не нужен. Тот же, который, пользуясь доверием, эту стабильность подрывает, тот… кто, Ярослав Михайлович?
– Враг народа.
– Безусловно. И с меньшим к стене ставили. А теперь скажи мне, что станет с начальником управления военной разведки Шелестовым, если будет известно, что он вступил в сговор с преступниками с целью если не завладеть деньгами в грузовике, то хотя бы подорвать финансовое благополучие государства?
На этот раз отвечать на простой вопрос Слава не стал. Это было бы чересчур, выглядело бы как на уроке арифметики в первом классе. Но не ответил он и еще по одной причине. Не слишком ли утрирует полковник, разбирая ситуацию?
– Сталин не вечен, и до того момента, когда страна впадет в ступор, созерцая вождя в красно-черном обрамлении, нужно убрать всех, кто мешает, установив на эти места тех, кто нужен. Этим людям есть у кого учиться. Их Великий Учитель проводил такие наглядные практические занятия, что было бы глупо не поднять старые конспекты и не воспользоваться накопленными знаниями… Червонец – человек Берии, Слава. Я не знаю, что было предметом торга в их договоренности, скорее всего, Берия не в курсе раритетов из Дрезденской галереи. Но что Червонец надеялся обрести статус добропорядочного гражданина – это точно было условием сделки. Полонский подставлял под удар НКВД свою банду – так думал он. На самом деле Полонский уничтожал своими руками заместителя военной разведки страны Шелестова. После того как Сталину станет ясно, что НКВД уничтожил банду, напавшую на охраняемый мною транспорт с деньгами, Берия сумеет доказать Иосифу Виссарионовичу, что это не рабочий прокол разведки, а умышленные действия. Вслед за моей головой полетит голова начальника военной разведки страны. Идет война, Корнеев. Война, видеть последствия которой и участвовать в которой позволено не всем.
– А Весников…
– Весников должен был умереть вместе с бандой, получить посмертно орден, и его имя было бы занесено в Почетную Книгу сотрудников славного ведомства. Уничтожен должен был быть и Червонец. Никаких следов не должно было остаться. Твой труп должен был явить собой лишнее доказательство того, что Шелестов сотрудничал не только с бандой, но и пригревал на своей груди врагов народа, разыскиваемых НКВД еще с довоенных лет. Я так думаю, что тебя с женой и сыном приехали вынимать из квартиры именно для того, чтобы умертвить за несколько минут до боя с бандой и бросить там труп с оружием в руках. Так лучше привязать меня к делу – ты мой человек, и это доказуемо при помощи документов довоенных и военных лет.
– А семья… – в который раз попытался вставить слово Ярослав.
– А твоя семья должна была быть перевезена на воровскую малину. Оттуда после операции под Пулково ее должен был торжественно вынуть… прости за прямоту, Слава… НКВД. Бандиты, охранявшие ее, тоже должны были умереть. Их личности были бы опознаны как активные члены банды Святого, таким образом ты привязывался бы и ко мне, и к банде. Полная доказуха по линии следствия! Ты спросил про семью? Ты имел в виду, что с ней было бы? Подумай сам, ты умный мальчик…
У Ярослава уже давно болела голова. Истина открывалась перед ним во всем ее великолепии, как и обещал Шелестов.
– Ты смешал все карты Берии. И получил кровника. Единственный способ уберечь тебя и семью – ввести в мой штат и убрать с глаз долой. Берия, в конце концов, тоже не вечен. Его организм тоже страдает от запоров, хиреет, у него нарушается обмен веществ… Но сейчас с его здоровьем и статусом все в полном порядке.
Помолчав, Шелестов бросил:
– Мой человек, забиравший Светлану с ребенком из квартиры, оставил рядом с трупами бандитов визитную карточку моего ведомства.
– Может, напрасно съерничали? – усомнился Корнеев.
– Это не издевка, Слава. Это послание. «Я в курсе. Я считаю каждый твой шаг».
– А ваш человек себя не подставил?
