Мелодия шутливого танца придавала ей силы. – Я предам тебя!
Он впился лицом в железные прутья и с мольбой посмотрел на нее:
– Не делай этого, Марта!
Она чуть отступила назад, и взгляд ее принял твердую обреченность принятого решения:
– Ты – Миллер, садовник, я – твоя жена Марта, нас обвенчали в сельской церкви, у нас родился мальчик.
К измученному фельдфебелю приблизился офицер:
– Ну что они там? Разговаривают?
– Так точно, – сообщил фельдфебель. – Но как-то не по-нашему… Молча.
Жерло огромной пушки медленно поднималось ввысь. Пушка стояла возле крепостной стены, и вокруг нее суетились солдаты.
У крепостных ворот царил нездоровый ажиотаж. Визгливая дама пыталась пройти в крепость без пропуска.
– Я по приглашению баронессы Якобины фон Мюнхгаузен! – возбужденно объяснял солидный господин в цилиндре.
Караульный офицер пытался воспрепятствовать стихийному наплыву публики:
– Господа, господа, повторяю, это закрытый судебный эксперимент!.. Только по специальному разрешению!.. Попрошу соблюдать порядок! Господа!..
Томас подбежал к крепостной стене с лестницей. Оглядевшись по сторонам, быстро полез вверх с большим мешком за плечами. У смотровой бойницы наткнулся на солдата.
– Скоро начнут? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Скоро, – буркнул солдат.
– Какой калибр?
– Тридцать дюймов.
– Нормально, – Томас, оглядевшись, указал на узелок. – Вот. Собрал ему кое-что в дорогу…
– Какая дорога? – усмехнулся солдат. – Как он до нее доберется, когда облака на небе и Луны не видно?
Томас с видом знатока посмотрел на небо.
– Когда видно, и дурак долетит, – объяснил он. – Барон любит, чтобы задача была неадекватна своему решению.
– Ясное дело, – согласился солдат.
В ворота крепости въехал экипаж. Из него с шумом вылетел Феофил, за Феофилом – баронесса:
– Фео, успокойся! Умоляю!
– Оставьте меня! – Феофил ринулся к пушке и был встречен испуганным фельдфебелем:
– Туда нельзя, господин барон!
– Пропустите! Я имею право!
– Фео, не сходи с ума! – крикнула баронесса.
– Хватит! – взвизгнул Феофил. – Я всю жизнь не сходил с ума. Мне это надоело! А вдруг он долетит и мы снова в дураках? Нет. Такой случай упустить нельзя. Я полечу вместе с ним!
Феофила подхватил Рамкопф и увлек к наскоро сколоченным трибунам со скамейками для зрителей. Зрители уже шумно занимали места. Повсюду царило праздничное оживление.
– Не будьте идиотом! – Рамкопф попытался усмирить разбушевавшегося Феофила. – Во-первых, вы вдвоем не поместитесь… Во-вторых… – он понизил голос, – никакого полета не будет.
– Что это значит? – изумился Феофил.
– Это судебная тайна, – быстро пояснил Рамкопф. – Сугубо между нами. Все заранее срепетировано. Мы положили сырой порох.
– Зачем?
– Не убийцы же мы, в самом деле… Барон пролетит не больше двух саженей и шлепнется на землю. Таким образом, мы спасем его! Смотрите, это герцог! Можно начинать!
В крепости появился герцог со свитой и, приветствуемый бургомистром и всеми присутствующими, проследовал в отведенную для него ложу.
– Все идет по плану, ваше величество, – докладывал на ходу бургомистр. – После увертюры – допрос свидетельницы и подсудимого, затем производим залп и объявляем танцы.
– Господи, прости всех нас и благослови, – пастор осенил себя крестным знамением.
– Господа! Прошу занять места и соблюдать полное спокойствие! – Судья занял место в судейской ложе. Его встретили вежливыми аплодисментами.
Рамкопф сделал ответственный кивок головой. Дирижер взмахнул палочкой. Зазвучала торжественная и плавная увертюра.
– Выпускайте фрау Марту, – тихо шепнул Рамкопф судебному секретарю.
Секретарь быстро переместился вдоль огражденного пространства.
Из крепостных ворот медленно и скорбно явилась Марта.
Некоторые зрители приставили к глазам лорнеты и бинокли.
Герцог удовлетворенно кивнул, откинувшись на спинку кресла.
– Хорошо, – заметил он склонившимся советникам. – Розовое платье на сером фоне. Смотрится. Талия немного завышена, но в целом неплохо.
– Здравствуйте, фрау Марта, – торжественно произнес Рамкопф. – Вы принесли ходатайство о помиловании?
– Принесла, – Марта протянула бумагу.
– Зачитайте! – зазывно и бодро предложил Рамкопф.
Дирижер эффектным жестом добился задушевного пианиссимо.
Герцог удовлетворенно переглянулся с советниками и кивком головы одобрил бургомистра.
Из-за дальней колонны выглянул Мюнхгаузен, готовясь к выходу в сопровождении эскорта гвардейцев.
– «…И я, Марта Миллер, прошу вас помиловать моего ненормального мужа», – отрешенно закончила Марта. – Ваше величество, я припадаю к вашим стопам. «Сего тысяча семьсот семьдесят девятого года, мая тридцать… тридцать…» – Она перевела взгляд на Рамкопфа и шепотом попросила: – Разрешите хоть поставить другой день.
– Ни в коем случае, – затряс головой Рамкопф.
– «Тридцать второго мая!» – объявила Марта. Раздались дружные аплодисменты. Рамкопф подал Марте руку и отвел ее в сторону.
– Фрау Марта, бесподобно, – тихо шепнул он.
– Но вы обещаете, что с ним ничего не случится? – быстро спросила Марта.
Рамкопф с укоризной развел руками:
– Я же объяснил. Сырой порох. Он вывалится из ствола и шлепнется здесь же, при всех, под общий хохот.
Они обернулись на барабанную дробь.
Мюнхгаузен уже стоял перед судейской ложей, без камзола, в белой рубашке, со связанными руками.
– Подсудимый, – торжественно зачитывал судья, – объявляю вам решение ганноверского суда: «В целях установления вашей личности и во избежание судебной ошибки суд предлагает вам повторить при свидетелях известный подвиг барона Мюнхгаузена – полететь на Луну». Предупреждаю вас: вы имеете право отказаться.
– Нет, я согласен, – твердо сказал Мюнхгаузен.
К нему приблизился пастор:
– Не хотите исповедаться?
– Нет! Я это делал всю жизнь, но мне никто не верил.
Рамкопф взглянул в свои записи и не нашел этой реплики.
– Прошу вас, облегчите свою душу, – громко и торжественно предложил пастор.
