обезьяна, вероятно, некогда развились от общего предка. К этому времени были обнаружены первые ископаемые черепа вымершего вида человека, сначала в каменоломне на гибралтарской скале, а несколько лет спустя — в долине Неандерталь в Германии. Как ни странно, в 1871 году протестов было куда меньше, чем в 1859-м, когда Дарвин выпустил «Происхождение видов».

Впрочем, мысль о происхождении человека от животных была подспудно заложена уже в первой книге. И, как я упоминал раньше, в 1882 году, когда Дарвин умер, он удостоился торжественных похорон как один из крупнейших деятелей науки.

— Значит, в конце концов он дождался почета и уважения?

— В конце концов дождался. Но сначала его называли «опаснейшим человеком в Англии».

— Боже мой!

— «Будем надеяться, что это неправда, — заявила одна благородная дама, — но если это правда, будем надеяться, что она не получит широкой огласки». Известный ученый выразил примерно ту же мысль: «Унизительное открытие, и чем меньше о нем будут говорить, тем лучше».

— Таким образом они чуть ли не давали доказательство, что человек произошел от страуса!

— Можно сказать и так. Но нам легко рассуждать постфактум, а тогда многие вынуждены были пересмотреть свое отношение к библейской версии сотворения мира. Английский писатель Джон Рескин высказался так: «Хоть бы эти геологи оставили меня в покое. Я слышу стук их молотков в конце каждого стиха Библии».

— И удары геологических молотков заставляли усомниться в словах Господа?

— Да, Рескин имел в виду именно это. Ведь рушилось не только буквальное толкование изложенной в Библии истории о сотворении мира. Согласно дарвиновской теории, человек, если уж на то пошло, был создан в результате совершенно случайных вариаций вида. Более того: Дарвин сделал человека продуктом столь безэмоционального процесса, как «борьба за существование».

— А Дарвин объяснил, каким образом получаются эти «случайные вариации»?

— Ты затронула наиболее слабое звено его теории. У Дарвина были весьма смутные представления о наследственности. Какие-то изменения возникают при скрещивании. Дети одних родителей никогда не бывают абсолютно одинаковыми. Уже тут наблюдаются определенные вариации. С другой стороны, таким образом едва ли может появиться что-то принципиально новое. Кроме всего прочего, некоторые растения и животные размножаются почкованием или простым делением клетки. В вопросе о том, как возникают вариации, теорию Дарвина дополнил так называемый неодарвинизм.

— Расскажи!

— В конечном счете всякая жизнь и всякое размножение связаны с делением клетки. Когда клетка делится надвое, получаются две одинаковые клетки с совершенно одинаковой наследственностью. Итак, под клеточным делением мы понимаем копирование клеткой самой себя.

— И что дальше?

— Иногда в процессе деления происходит небольшой сбой — скопированная клетка оказывается чуточку отличной от материнской. В современной биологии такое изменение называется мутацией. Мутации могут быть абсолютно несущественными, а могут серьезно изменять свойства особи. Они бывают и явно вредными, так что попадающиеся в больших выводках «мутанты» выбраковываются. Кстати, многие болезни вызываются именно подобными мутациями. Но иногда мутация снабжает особь положительным качеством, которое как раз помогает данному экземпляру в его борьбе за существование.

— Например, длинной шеей?

— Ламарк объяснял длинную шею жирафов тем, что они постоянно вытягивают ее, но, по дарвинизму, приобретенные признаки ни в коем случае не наследуются. Дарвин утверждал, что длина шеи у предков жирафов связана с естественной вариативностью. Неодарвинизм дополняет это объяснение, указывая на конкретную причину подобных вариаций.

— То есть на мутации.

— Да, чисто случайные изменения наследственности у отдельных предков жирафов дали им чуть более длинную шею, чем была у других. При нехватке корма это отклонение могло играть решающую роль. Жирафу, который дотягивался до самых высоких веток, жилось лучше. Можно также предположить, что некоторые из «пражирафов» развили в себе способность добывать пищу, выкапывая ее из земли. В результате по прошествии длительного времени вымерший вид животных мог разделиться на два отдельных вида.

— Понятно.

— Возьмем несколько более свежих примеров того, как действует естественный отбор. Его принцип крайне прост.

— Выкладывай свои примеры!

— В Англии водится бабочка, известная под названием березовая пяденица. Как явствует из названия, эти бабочки живут на светлых стволах берез. Если мы оглянемся назад, в XVIII век, то увидим, что в большинстве они были светло-серого цвета. Почему, София?

— Чтобы быть менее заметными для голодных птиц.

— Но время от времени, по причине чисто случайных мутаций, среди березовых пядениц рождались и темные особи. Как ты думаешь, что происходило с темными экземплярами?

— Их было легче заметить, поэтому они чаще попадали в клюв птицам.

— Иными словами, в этой среде — то есть на светлых стволах — темная окраска была признаком неблагоприятным, а потому росла популяция светлых пядениц. Но вот окружающая среда изменилась. Индустриализация привела к тому, что во многих местах белые стволы почернели от копоти. Что, по-твоему, стало происходить с пяденицами теперь?

— Вероятно, темные особи выживали лучше?

— Да, вскоре их число стало расти. В некоторых местах за период с 1848-го по 1948 год доля черных пядениц выросла с одного до 99 процентов. В изменившейся среде светлая окраска перестала быть преимуществом в борьбе за существование. Скорее наоборот! Белые «проигравшие», стоило им только показаться на дереве, мгновенно «выпалывались» птицами. Но в природе снова наблюдается существенное изменение. За последние годы благодаря меньшему использованию угля и усовершенствованию оборудования для очистки воздуха окружающая среда стала намного чище.

— И стволы берез снова посветлели?

— Да, а потому в окрасе пядениц опять наблюдается преобладание белого цвета. Это действует закон природы, который называется приспособляемостью.

— Ясно.

— Но можно привести и много других примеров человеческого вмешательства в природу.

— Каких?

— Человек, скажем, пытается бороться с вредителями при помощи различных ядов. Поначалу борьба может быть успешной. Но, распыляя над полем или фруктовым садом химикаты, мы фактически вызываем для вредителей экологическую катастрофу местного масштаба, в результате которой — благодаря постоянным мутациям — иногда выводится группа вредителей, обладающих невосприимчивостью, или резистентностью, к используемому яду. Эти «победители» получают возможность развернуться, и бороться с вредителями становится все сложнее и сложнее — именно из-за попыток человека извести их. Выживают, естественно, наиболее резистентные вариации.

— Какой ужас!

— Во всяком случае, есть о чем задуматься. Мы ведь и в собственном организме пытаемся побороть вредных нахлебников — я имею в виду бактерии.

— Мы прибегаем к пенициллину и другим антибиотикам.

— А курс пенициллина для маленьких негодяев — это «экологическая катастрофа». Зато вскоре